– Она не исправится.

– Откуда ты знаешь?

– Знаю и все. И ты знай. Она неопасная.

– Неопасная?

– Нет.

Глаза ангела снова изменили цвет: теперь они не темно-синие и не темные, как на яхте, – светлые, почти прозрачные. Но вместо зрачков Субисаррета видит два маленьких водоворота, впрочем, их размер ничего не значит. Их размер – ничто по сравнению с силой, способной затянуть в себя что угодно: от крошечной булавки до всего этого города – с парками, площадями и прибрежной полосой.

– А Хлей? – произнес инспектор так тихо, что не услышал собственного голоса. – Хлей не был… опасен?

– Хлей? Нет. Хлей был дурачком.

– Что значит «измененный», Лали? Он был не тем, за кого себя выдавал?

– Хлей был дурачком, – снова повторила Лали.

– Если ты что-то знаешь… Ты должна сказать мне. Это важно.

– Это совсем неважно.

– Ты не должна бояться.

– Я не боюсь. Ты должен бояться.

– Кого?

Чертова девчонка!.. Не нашла ничего лучше, как приложить палец к губам. Палец слишком маленький, слишком тонкий, чтобы заслонить улыбку на губах. Но эту улыбку не заслонила бы и водонапорная башня, и дворец Мирамар, – так много места она занимает: не только на лице ангела, но и в окружающем пространстве. Улыбка ангела нависает над Субисарретой подобно транспаранту, гигантской растяжке, – из тех, что вешают между опорами мостов. Края улыбки-транспаранта хлопают на ветру, к ним прилипли птичий помет и гниющие водоросли, с обтрепанного полотнища стекает какая-то слизь: возможно, остатки жизнедеятельности червя Раппи, возможно, кого-то еще.

«BIENVENIDO EN EL INFIERNO»[26] —

написано на транспаранте, инспектор явственно видит заваливающиеся друг на друга неровные буквы. Явных орфографических ошибок нет, но, если бы поклонница скудоумных комиксов Лали дала себе труд написать это словосочетание в тетради или на салфетке, оно бы выглядело именно так.