– Точно.

– А если напарники к тому же еще и друзья, – это и есть твой идеал?

– Не знаю. Может быть.

– Так ты расскажешь мне?..

– Мы, кажется, уже закрыли эту тему, Лали.

– Взрослые тайны? Взрослые дела, да?

– Да.

– Ты можешь не волноваться. Я знаю, что такое убийство.

Лали произносит это совершенно спокойно, и даже как-то устало, и Икер тотчас же вспоминает о ее матери: она была убита. Подробностей Икер не знает, и никогда бы не стал их выяснять, остается только догадываться, как это произошло и где была Лали, когда это произошло. Субисаррете хочется надеяться, что провидению удалось уберечь девочку, и она не видела свою мать мертвой. Возможно, так и случилось: в том, как Лали произнесла последнюю фразу, нет ничего личного. Но и особой отстраненности не наблюдается: похожим образом рассуждает о насильственных смертях судмедэксперт Иерай Арзак. Рассуждает норная собака Микель. Рассуждает сам Субисаррета, – любой, кто сталкивается со смертью по долгу службы. Возникнув внезапно, эта мысль деморализует Субисаррету, двойные и тройные смыслы снова окружают его.

– Я просто хочу тебе помочь, – продолжает увещевать Лали.

Еще в Сан-Себастьяне Субисаррете пришло в голову, что эта девочка – медиум и интуитивно чувствует многие вещи, но дело даже не в этом: у него нет сил сопротивляться напору Лали. Особенно теперь, когда она смотрит на него в упор. Ее глаза были разными: темно-синими и просто темными, почти черными; в них бурлили водовороты, в них бесновались смерчи, но и в эти моменты у Субисарреты еще оставался шанс спастись.

Теперь его нет.

Инспектор не может пошевелиться, что-то похожее он испытал, когда разглядывал татуировку под коленом у Альваро.

– Ну, ладно, – сдается, наконец, Икер. – Раз мы такие замечательные напарники, сыграем в вопросы и ответы. Я расскажу тебе все, что знаю, а потом ты расскажешь все, что знаешь.

– Здорово! – ангел радостно хлопает в ладоши.

Этот жест немного успокаивает Субисаррету: несмотря на смерчи и водовороты в татуированных глазах, Лали все же остается восьмилетним ребенком со всем полагающимся детям нехитрым набором эмоций.

– У меня был друг.

Странно, что он начал не с красной пижамы, а с Борлито, неужели он хочет рассказать какой-то девчонке о том, о чем до сих пор не рассказывал никому? О том, что случилось задолго до убийства и не имеет к нему никакого отношения.