– Почему в Канаду? – спросил Бовуар.
– Не просто в Канаду, – заметила Лакост, – а в Монреаль.
– Где уже обосновались Баумгартнеры, – сказал Гамаш. – Это не может быть совпадением.
– Они искали семью? – спросила Лакост. – После случившегося в Европе даже далекая, даже неприятная родня была лучше, чем никакая. Может, это было какое-то инстинктивное движение.
– Не исключено, – кивнул Гамаш. – Но я думаю, к тому времени их инстинкты деформировались и их мотивировало что-то другое. Вскоре после войны в австрийский суд было подано еще одно заявление. Претензия на состояние Киндерота.
– Бог мой, – сказала Лакост. – Они что – никогда не собираются сдаваться?
– А что-нибудь от состояния-то осталось? – спросил Бовуар.
– Сомневаюсь, – ответил Гамаш, – но они этого не знали, они основывались на семейных преданиях.
– Или, может, они знали что-то такое, чего не знали власти, – сказала Лакост. – Некоторые еврейские семьи сумели конвертировать свои деньги в живопись, драгоценности или золото. А потом спрятали или тайком вывезли из страны.
– Да, – сказал Гамаш. – Но ни Киндероты, ни Баумгартнеры не могли получить деньги. Деньги хранились в трасте. И нацистский режим должен был их конфисковать. Украсть.
– Значит, они сражались из-за дырки от бублика? – спросил Бовуар. – Все эти годы?
– Все равно ничего материального, – сказал Гамаш. – Но кто знает? Если деньги когда-то были, то, полагаю, остается вероятность того…
Он остановился на полуслове.
– А теперь? – спросила Лакост, глядя в ноутбук на свои аккуратные записи.
– А теперь, судя по тому, что сообщает инспектор Гунд, австрийский суд вскоре должен вынести окончательное решение.
– Когда? – решил уточнить Бовуар.
– Сейчас уже в любое время. Гунд пишет, что его ждали уже целый год или около того, но там скопилось много неразрешенных дел, исков, которые тянутся с войны. Они медленно разбирают завалы.
– Так медленно? – удивился Бовуар. – Большинство людей, которые эти иски подавали, давно уже мертвы.
– Выгодоприобретателями станут их наследники, – сказал Гамаш. – А австрийцы хотят быть крайне осторожными. Быть максимально справедливыми, в особенности если речь идет о еврейском населении и о том, что было похищено. Холокост, конечно, исправить невозможно, но они пытаются выплачивать репарации.
– А почему Киндероты и Баумгартнеры не могли договориться – разделить наследство пополам? – спросила Лакост. – Дело можно было уладить поколения назад.