– Почему бы тебе не предложить им это? – сказал Жан Ги и получил сердитый взгляд от Изабель.
– До недавнего времени дело было неприятное, но шло оно цивильным образом, – отрезала Изабель. – Мы и вправду считаем, что смерть Энтони Баумгартнера…
– И может, его матери, – перебил Бовуар. – Она умерла неожиданно, и ее сразу же кремировали.
– Oui, – сказала Лакост. – Хорошо. Может, и баронесса. Но неужели мы считаем, что их убили из-за завещания более чем столетней давности?
– То завещание, которое вот-вот должно быть улажено, – сказал Гамаш.
– А потом опять оспорено, – добавил Бовуар.
– Non. Суд сказал, что больше не будет рассматривать апелляций. У них слишком много старых дел не рассмотрено, чтобы все время возвращаться к одному и тому же.
– Значит, тот, кто выиграет, может унаследовать состояние, – сказала Лакост.
– Реальное или вымышленное, – заметил Гамаш.
А эта семья, как казалось ему, имеет богатое воображение. Цепляется за миф об аристократии, власти и богатстве, хотя сами водят такси и чистят туалеты.
Бовуар отрицательно покачал головой.
Почему Энтони Баумгартнера убили сейчас? Не убили ли его Кэролайн и Гуго, чтобы их доля в вымышленном наследстве стала больше?
Он познакомился с ними. Они производят впечатление умных людей. А ни один здравомыслящий человек не станет верить в сказку о старом состоянии, которое каким-то образом уцелело, несмотря на войну, погромы, холокост, и теперь вот-вот свалится им в руки.
– А что, если выиграет другая ветвь семейства? Киндероты? Что тогда? Братоубийство ради ничего?
Они, все трое, смотрели перед собой. Думали. Пытались прозреть истину сквозь клубок времени и мотивов.
Гамаш посмотрел на часы. Через двадцать минут он должен встретиться в центре Монреаля с Бенедиктом. Чтобы успеть, надо скоро уйти.
– И остается еще вопрос душеприказчиков по завещанию мадам Баумгартнер, – сказал он.
– Очень подозрительный народ, – добавил Бовуар Лакост, которая согласно кивнула.
Арман терпеливо улыбнулся:
– Мы не знаем, почему она назначила меня и Мирну, но у нас по крайней мере есть хоть какая-то связь через Три Сосны, где баронесса подрабатывала. Хотя мы, кажется, пока ни на йоту не приблизились к пониманию того, почему она назвала Бенедикта.