А потом попытался убить себя.
Как раз Шентон и остановил его. Должно быть, выследил его в лесу — срезал с дерева, хватающего ртом воздух.
— Я ничто, — прохрипел Ной, когда веревка упала у него с горла. — Я всегда был ничем!
Тоби тогда пристально посмотрел на него.
— Ты мой друг, Ной, — сказал он. — Я присмотрю за тобой.
И после этих нескольких слов Дикин сразу подпал под его чары.
Его всегда завораживало то, какой спектакль Тоби устраивал на работе, робкий и приниженный.
— Я девять лет учился тому, как быть слабым, — говаривал ему Шентон. — Не так-то сложно начать по новой.
По ночам они могли раскатывать по округе в автомобиле Тоби, выслеживая женщин, наблюдая за ними из-за отсвечивающих в свете уличных фонарей стекол машины — те ровным счетом ничего не подозревали, в то время как эта пара охотилась за их жизнями. Дикин буквально благоговел перед Шентоном. Они постоянно тусовались вместе — иногда у Ноя, иногда в старом убогом семейном доме Шентона, иногда на той даче. Тоби мог привести проституток, отыметь их первым, а потом передавать Ною, приказывая ему, что делать. Мастурбировать, наблюдая за ним. Тоби наслаждался своей властью над окружающими его людьми, мороча им головы. Он уже и тогда это делал, как поступал позже в роли Пересмешника: сережка Миа на пожарище, чтобы приколоться над Гриффином, отпечатки пальцев Либби на пивном стакане в двести четырнадцатой квартире…
Тоби безраздельно владел ситуацией, командовал. Всегда. Ной упивался его вниманием: впервые кто-то проявил интерес к его жизни. Ной сделал бы все, что бы он только ни потребовал. Несогласие кончалось ударами в живот, фингалами под глазами. А однажды, когда Ной осмелился отвергнуть предложенную проститутку, Тоби толкнул его, поставив на колени перед собой. «Покажи мне, как ты сожалеешь, надутый ты гондон! — сказал он тогда, расстегивая ширинку. — Проси у меня прощения, или я убью ее, прямо здесь и сейчас!»
Ной тогда понял, что Тоби настроен серьезно. И сделал то, что велено.
Ной фальсифицировал личное дело Тоби, подсунув туда биологические образцы какого-то неизвестного. Повиновался, не задавая никаких вопросов, пусть даже и знал, что у Шентона что-то странное в голове.
Наблюдая за ничего не подозревающими женщинами, Тоби всегда возбуждался, ерзая на пассажирском сиденье, но Ной никогда не задавал вопросов, пока в один прекрасный день Тоби не показал на какую-то девушку, идущую домой из колледжа.
— Вот она, — объявил он. — Вот твоя первая.
Ной недоверчиво посмотрел на Тоби.
— Я вообще-то не девственник, — сказал он ему, — и ты это прекрасно знаешь.