— Нет.

— А я на Финской отвоевал. Потом в Ленинграде дел натворил и тут оказался. Пуля не убила, приговор не убил, так теперь зараза эта убьет. Ты извини, если что, не хочешь говорить — скажи. Я всегда много говорил.

Мне хотелось говорить. В конце концов, люди здесь разговаривали мало. Они даже не всегда могли говорить.

— А каких дел ты натворил? — поинтересовался я.

— После войны совсем головой тронулся, баба не дождалась, стал чудить… Ну, как чудить. Булочную ограбил. Ты никогда не грабил магазины?

— Нет, — признался я.

— Попробуй, это весело!

— Вряд ли у меня в ближайшее время получится.

Он снова зашелся глухим кашлем.

— Пробираешься с ребятами в ночи со двора, вырубаешь сторожа рукояткой нагана, ломаешь замок, потрошишь кассу… Благодать. А я ничем таким никогда не занимался, даже в детстве в деревне у соседей не воровал никогда. Ребята подговорили. Ну да, а я согласился… Дурак, да? Кто ж знал, что сторож коней двинет, а рядом как раз патрульные… На войне, знаешь, как-то оно все попроще было. — Он опять закашлялся. — Ты убиваешь, а тебе за это ничего. Ты когда-нибудь убивал?