* * *
Гельмут стоял посреди василькового поля в белой рубашке, руки его были связаны за спиной. Взвод солдат выстроился ровной шеренгой в двадцати шагах от него.
По-прежнему не было слышно ни звука, не жужжали насекомые, не щебетали птицы и не шелестела трава. Не было ветра, и даже солнце, казалось, перестало греть. Будто исчезли все лишние звуки, кроме лязга винтовочных затворов и ленивых разговоров солдат.
Сальгадо и Орловский, отдав солдатам необходимые распоряжения, подошли к Гельмуту.
— Мы не будем завязывать вам глаза, — сказал Орловский. — Иначе вы не проснетесь. Вы будете смотреть прямо на них, — он кивнул головой в сторону солдат.
— Времени осталось мало, — сказал Сальгадо, глядя на часы. — Совсем скоро вас здесь не будет.
— Где же вы будете? Интересно, — покачал головой Орловский.
Сердце Гельмута билось ровно и спокойно. Он ощущал странный прилив сил, непонятную твердость, появившуюся где-то внутри. Страха не было. Не было вообще ничего. На какой-то момент ему показалось, что и его, Гельмута Лаубе, вовсе нет и никогда не было.
— Зачем вы… — Он не сразу смог подобрать слова. — Зачем вы решили разбудить меня? Вы хотели забрать меня всего. Вы хотели, чтобы меня не было.
Орловский нахмурился, снял фуражку, провел рукой по вспотевшим волосам.
— Мы уже взяли все, что нужно, — ответил он.
Сальгадо молча кивнул.
— Вы думаете, что это избавление, — продолжил Орловский. — Да, в какой-то мере это так. Но вы даже не знаете, что будет потом.
— А потом будет хуже, — сказал Сальгадо.