— Прошу прощения, — спросил Гельмут, не дойдя до него десяти шагов. — Вы не знаете, где здесь можно купить пирожков с мясом?

У юноши заблестели глаза. Гельмут разглядел его лицо — на вид ему было не больше двадцати лет. Тонкий нос, острые скулы, хулиганские карие глаза, из-под кепки выбивались каштановые волосы.

— Сам не могу найти, — сбивчиво ответил он. — Зато тут продается отличный квас.

— Очень хорошо, — сказал Гельмут. — Покажете?

— Да-да, конечно. — Связной, кажется, был растерян и не совсем понимал, что ему делать.

— Тогда отойдем подальше, — предложил Гельмут.

— Да, да.

Они прошли чуть дальше по краю платформы — так, чтобы милиционер точно не услышал их разговор.

Гельмут говорил быстро и четко, глядя прямо в глаза и не меняя приветливого выражения лица.

— А теперь слушайте внимательно. Все пошло не по плану. Дело под угрозой. Мне надо сообщить об этом начальству. На поезд я не вернусь. Понимаете?

Связной резко закивал головой.

— У вас есть здесь комната? — спросил Гельмут. — Номер в гостинице? Если тут, конечно, есть гостиницы.

— Номер в гостинице, — кивнул связной. — Я провожу.

— Хорошо. Пойдемте.

Они вошли в здание вокзала — Гельмут заметил, как резко занервничал связной, проходя мимо милиционера. «Совсем молодой, — думал он. — Сопляк. Что он вообще тут делает, черт возьми, зачем прислали именно его? И зачем он решился на это? Шпионской романтики захотел?»

Городок оказался совсем небольшим — на площади перед вокзалом, возле старого и обтрепанного здания администрации стоял небольшой крытый рынок, где сидели скучающие старухи, изнывая от жары. Одна из них торговала пирожками, и Гельмут, чтобы подбодрить нервного связного, кивнул ему на лоток и ухмыльнулся. Тот тоже улыбнулся в ответ, но лицо его было бледным, а губы дрожали.

— Слушайте, — сказал Гельмут. — Пожалуйста, не надо так нервничать. Все хорошо. Гостиница далеко?

— Да, все хорошо, — закивал связной. — Гостиница за перекрестком, она совсем небольшая, два этажа. Я на втором.

На самом деле все очень плохо, думал Гельмут, но этого юношу надо подбодрить. Он знал, как вредят делу эмоции, как из-за дрогнувших нервов можно провалить все. Ему почему-то захотелось, чтобы после этой истории связной напрочь забыл обо всей этой шпионской романтике и выбросил это из головы, занялся чем-нибудь другим, нашел себе хорошее и приятное дело.

«Но так уже не будет, — подумалось ему. — Его уже не отпустят. Только если выйдет так, что все карты смешает война. Но война мешает не все карты».