Пару дней спустя Диана, как обычно, остановила карету около убогой хижины вдовы Руле.
Хозяйка с дочерью рыдали над какой-то бумагой.
— Что случилось? Какое у вас горе?
Вдова с плачем и причитаниями объяснила, что грабитель-ростовщик Доман требует уплаты долга, прекрасно зная, что у них сейчас нет денег.
— Сколько вы должны?
— Сто тридцать франков. Он хочет забрать в счет уплаты обеих коров и пустить нас по миру: ведь у нас больше ничего нет!
— И нет никакой надежды?
— Как же! Этот разбойник сказал, что отсрочит уплату, если я пришлю просить об этом свою дочь!
— Какая мерзость! — воскликнула Диана. — Оставьте дочь дома. К разбойнику поеду я.
Она села в карету и приказала отвезти себя к Доману.
Адвокат сидел в кабинете и, по всей вероятности, обдумывал какое-то мошенничество. Вдруг служанка (которая была одновременно и его любовницей) ввела к нему кипящую негодованием мадемуазель де Совенбург.
Доман рассыпался в самых униженных приветствиях, придвигая кресло и умоляя девушку присесть.
Диана не обратила ни малейшего внимания на всю эту суету. Она даже не пожелала войти, и прямо у двери сурово объявила причину своего визита:
— Месье Доман, известно ли вам, что по долговому обязательству, выданному вам вдовой Руле, у нее отбирают единственное ее достояние — двух коров?
Бедная девушка! Она не знала, какого страшного врага наживала себе в эту минуту в лице низко кланяющегося адвоката.
— Мне это известно, мадемуазель, но только она должна не мне, а одному из слуг графа де Мюсидана. Я — всего только его поверенный.
— Почему же она жалуется на вас?
— На меня?! — вскричал ростовщик с видом оскорбленной невинности. — Нельзя делать добро людям: за твое благородство тебя же оскорбят и обидят! Не я ли тысячу раз говорил этой несчастной Руле, чтобы она не связывалась с таким жестоким кредитором, как этот слуга графа де Мюсидана? Я предупреждал, что этот долг пустит ее по миру. О, люди, люди! Когда вам советуешь, как вам поступить для вашей же пользы — вы не слушаете! Когда же несчастье происходит, вы проклинаете того, кто предсказывал его вам!
Горечь Домана казалась настолько искренней, что девушка почти поверила ему.