На девушку градом посыпались благословения, но она, не дослушав, потребовала:

— Дайте мне скорее перо и бумагу.

Ей подали грязный и рваный клочок какой-то выкройки и тупое перо, служившее еще покойному Руле. Вдова догадалась плеснуть немного вина в старую, засохшую чернильницу, и Диана кое-как нацарапала:

"Завтра в два часа жду вас у ростовщика Домана.

Д".

Сложив письмо конвертиком, девушка сказала:

— Слушайте меня внимательно, тетушка Руле. Если вы хотите, чтобы ваши долги были уплачены, то сделайте так, чтобы это письмо сегодня же попало в руки господина Норберта де Шандоса. Причем так, чтобы ни одна живая душа об этом не узнала.

Вдова с радостью пообещала все исполнить. Ее дочь Франсуаза понесет в замок рубашку, сшитую ею по заказу одного из работников герцога, и заодно передаст письмо. Никто ничего не заподозрит.

На следующий день Норберт под проливным дождем бежал, сломя голову к адвокату.

Не успел он войти в дом, как у крыльца остановилась карета с гербами маркиза де Совенбурга. Оттуда вышла Диана, бледная, с запекшимися губами.

Доман, увидев их, мигом сообразил, какую выгоду он может извлечь из встречи влюбленных под его крышей.

— Мадемуазель, я получил письмо от кредитора вдовы Руле, — сказал он, кланяясь гостям. — Мне с большим трудом удалось уговорить его отсрочить уплату ее долга. Да где же оно? — продолжал ростовщик, делая вид, что ищет письмо на столе. — Одну минуту, господа, оно, наверное, в другой комнате.

Он вышел и закрыл за собой дверь.

Конечно же, никакого письма не было. Доману просто нужен был предлог, чтобы оставить влюбленных наедине.

Надо ли говорить, что он никуда не ушел и усердно подглядывал в щелочку, стараясь не упустить ни одного слова, ни единого жеста?

— Во имя всего святого, мадемуазель, скажите мне, что с вами случилось? — донеслись слова Норберта, и адвокат еще сильнее навострил уши.