Потом тихо ушел через черный ход.

Ночь была темная.

Моросил осенний дождь.

На дороге стояли лужи.

Норберт кое-как добрался до моста.

Жан был уже там.

— Меня никто не видел, — сказал он.

— Меня тоже.

— Я пойду домой и буду подавать ужин, как будто вы у себя в комнате. А съем его сам, чтобы никто ни о чем не догадался.

— Приятного аппетита!

Слуга вздохнул.

— Неужели господин герцог в состоянии шутить, когда честь его рода в опасности?

— Мне не до смеха. Это просто нервы.

— Простите.

— Ничего, старый Жан. Кто заботится о чести де Шандосов больше, чем ты?

— Когда вернетесь, постучите хлыстом в окно. Я сразу же выйду.

— Хорошо, — сказал герцог и пришпорил Ромула.

Этот конь недаром выиграл на скачках первый приз.

Он скакал стремительным галопом, по-птичьи вытянув шею.

"Что, если это письмо — всего лишь злая шутка бывших собутыльников? — размышлял герцог, подпрыгивая в седле. — Тогда они заставят меня часок-другой помучиться в засаде, а сами придут посмотреть на мой позор. Весь Париж будет хохотать над глупой ревностью де Шандоса… Надо быть поосторожнее".