Но Беатрис не шевельнулась, продолжая бормотать себе под нос.

Волны бились о камни все сильнее, и вода прибывала все быстрее. Ледяная, пенящаяся, она крутилась вокруг, залив наши места и нас самих. Несмотря на холод, в горле пересохло.

Разбитые бутылки. Пустые банки из-под газировки.

Когда она в последний раз пила? После того как снесли башню, примерно месяц назад, у нее не было другого укрытия от дождя, туманов и пронизывающего ветра, кроме этого.

Голос ее становился все слабее и тоньше.

– Мой тюремщик подкладывает мне яд. Заговоры. Ведьмы.

А потом она перестала говорить совсем и просто сидела молча. Только дыхание нарушало тишину, каждый выдох как вздох.

Я потеряла счет времени. Свет из отверстия наверху стал цветом старого золота, а косые лучи расцвечивали противоположную стену. Потом вода наконец перестала прибывать, и я вздохнула с облегчением. Прилив отступал. Шум и грохот снаружи понемногу стихали.

Меня всю трясло от холода, но я поднялась на ноги, сняла рубашку с головы и надела ее.

– Нам пора уходить, Бити Джун, – позвала я.

В ответ на меня уставились два красных глаза, и я протянула руку:

– Идем со мной, Бити Джун.

Но она не двинулась с места и не сводила с меня глаз.

– Ладно. – Я медленно отступила. – Я пойду за помощью. Но я вернусь за тобой, обещаю.

Она только наблюдала за мной и не шевелилась. Сойдя с уступа, я побрела по колено в воде к проходу, еще подтопленному, но уже довольно безопасному. Вымокшая насквозь одежда казалась тяжелой как свинец, но я упорно шлепала по воде дальше, пока не выбралась из расщелины на камни, где под склоном раньше был пляж.

Теперь от него не осталось и следа. Стоя на ветру, я глубоко вздохнула, будто пробудившись от кошмара. Точно во сне, где-то пролаял морской лев.

Но нет, не морской лев. Собака.

Одна из овчарок.

Подняв голову, я увидела на краю утеса Минни, смотревшую на меня и заливавшуюся лаем.

А потом услышала, как Эван зовет меня по имени, но не с края утеса, а откуда-то из бухты, и изо всех сил прокричала в ответ: