Он побелел еще сильнее. Во мне проснулся садист – у меня не осталось сил держать его под замком в темном чулане подсознания, – и вид побледневшего Ричи доставлял ему огромное удовольствие.
– Что мы будем делать? – спросил он дрогнувшим голосом и протянул ко мне руки, словно я герой в сияющих доспехах, способный каким-то чудом все исправить.
Ричи неуверенно взглянул на меня, пытаясь понять смысл моих слов. В комнате было холодно, и он, в одной рубашке, сам того не замечая, уже трясся.
– Собирай вещи и иди домой, – сказал я. – Сиди там, пока я тебя не вызову. Если хочешь, можешь в это время подумать о том, как будешь оправдываться перед главным инспектором. Впрочем, сомневаюсь, что это что-то изменит.
– А вы что будете делать?
Я встал, по-старчески опираясь на стол.
– Это не твоя проблема.
– А что будет со мной? – спросил Ричи после паузы.
К его чести, он поинтересовался этим только сейчас.
– Снова наденешь форму. И больше уже не снимешь.
Я смотрел на свои руки, упиравшиеся в стол, однако боковым зрением видел, как он бессмысленно кивает, пытаясь уяснить услышанное.
– Ты был прав, – сказал я. – Мы хорошо сработались. Мы могли стать отличными напарниками.
– Да, это точно. – В голосе Ричи звучала такая печаль, что у меня едва не подкосились ноги.
Он взял свою стопку отчетов и встал, но к двери не двинулся. Я не поднимал глаз. Минуту спустя Ричи сказал:
– Я хочу извиниться. Знаю, теперь это бессмысленно, но все равно – мне очень, очень жаль. За все.
– Иди домой.
Я продолжал смотреть на свои ладони, пока они не расплылись, не превратились в странных белых тварей, безобразных, кишащих опарышами, подобравшихся перед прыжком. Наконец я услышал, как закрылась дверь. Свет бил в меня со всех сторон, рикошетил от пластикового окошка в пакете для вещдоков и колол глаза. Никогда я еще не был в комнате, которая казалась такой светлой и такой пустой.