– Ты изнасиловал Пруденс Келви, хотя и не по собственной инициативе. Грэм предложил, ты подчинился, но тебе не понравилось. В отличие от Грэма. Твой брат получает истинное наслаждение. Он сказал, что и официантка из Кардиффа тебя не очень заинтересовала, хотя по наущению брата ты ее изнасиловал. Своего рода эксперимент, не правда ли? Время от времени следовать примеру Грэма и доказывать, что ты превосходишь его в общении с женщинами, что ты в высшей лиге.

Я очень боюсь, что ты откроешь глаза. Мне необходимо закончить, а я не уверена, что сумею, если ты будешь смотреть на меня, отвечать мне.

– Я знаю, что ты насиловал Пруденс Келви, не снимая с нее маски. По мнению Грэма, ты не хотел, чтобы она видела твое лицо, из опасения, что однажды она случайно встретится с тобой и узнает. Я поняла, что он ошибается, едва услышав его версию. Однако я тоже ошибалась. До той минуты, когда я сегодня вошла в палату и увидела твое лицо, я думала, что ты не снял с Пруденс Келви маски, чтобы поступить с ней так же, как со мной, Джульеттой и Сандрой Фригард. Подстроить знакомство, стать ее спасителем, влюбить в себя. А затем сломать ей жизнь.

Я качаю головой, изумляясь, как могла такое подумать.

– Разумеется, все не так. Неверный порядок событий. Я знаю твой аккуратный ум, Роберт. Тебе необходимо сначала стать спасителем – быть спасителем, – чтобы потом превратиться в разрушителя. Потому-то идеальными были жертвы Грэма. А женщина, которую ты уже изнасиловал, для твоих планов не подходила.

Я с трудом сглатываю и продолжаю:

– Ты не снял с Пруденс Келви маску, поскольку для тебя было невыносимо, что в ее глазах ты не прочтешь узнавания. Ее ужас не был связан лично с тобой – для нее ты был безымянным насильником. Когда ты ее насиловал, ты не ощущал собственной значимости, ты будто потерял индивидуальность. Она не знала даже, как тебя зовут, хотя вы с Грэмом знали ее имя. Он выбрал ее специально для тебя. А значит, она была особенной, а ты – нет. И тебя это бесило. Личное отношение для тебя очень важно. Ты хотел, чтобы женщина узнавала в тебе именно тебя, а не просто насильника, ничем не отличающегося от твоего брата.

Я отхожу, насколько позволяют размеры небольшой палаты. Когда снова начинаю говорить, мой голос звучит хрипло, словно по горлу прошлись наждаком.

– А вы с Грэмом совершенно разные. Тебе было мало просто насиловать. Этого хватало Грэму, но не тебе. Меня нисколько не удивляет, что ты мечтал продемонстрировать людям свою уникальность. Ты единственный на свете, Роберт. «Так далеко, так близко», ты помнишь свои слова? Пруденс Келви и официантка с мальчишника Грэма были для тебя слишком далеко, чтобы ощутить их боль в полной мере. Они ведь тебя не знали. Всем известно, что в мире существуют жестокие люди, как существуют ураганы и землетрясения. Если мы не знаем этих извергов лично, то для нас они почти как стихийное бедствие – они слишком далеки от нас. Эти люди не были с нами знакомы, не любили нас, не были близки нам. А истинную боль может доставить только тот, кто ближе всех. Вот ты и хотел стать этим самым близким.