Я плохо понимала, о чем это стихотворение. Но с первой же секунды, как только его прочла, я поняла: оно многое для меня значит. Оно стало одним из самых бесценных моих сокровищ. Мне казалось, будто оно написано про меня. Стихотворение было про женщин в кельях, а я тоже была женщиной в келье – пусть даже временно. Особенно мне нравились последние строки, так как они были полны надежды. Мне казалось, что именно это и хотела сказать их автор: даже когда вас заперли и все у вас отняли, единственное, что остается, – это надежда. Надежда – это птица, что все еще трепещет крыльями, «случайно залетевшая, или же дар безумной благодати, вкус чего-то сладкого». И поскольку человек потерял все, в его жизни, которая теперь «комната с белыми стенами», надежда, пусть даже самая крошечная и хрупкая, может показаться огромной, сладкой и мощной, потому что она – единственное, что у него есть.
По ночам, лежа на тюремной койке, я плакала по моим детям и представляла себе, как в темноте рядом со мной трепещут крылья надежды.
Глава 14
Глава 14
Суббота, 10 октября 2009 года
– То, что меня спишут в утиль, – это давно принятое решение, – сказала Джудит Даффи. – Это случится, даже если я стану на свою защиту, а так как я не собираюсь…
– Неужели? Даже не дадите никому высказаться от вашего имени?
Чарли постаралась, чтобы ее реплика прозвучала скорее недоверчиво, нежели осуждающе. Они проговорили с Даффи всего минут десять. Впрочем, даже этих десяти минут Чарли хватило, чтобы понять, сколь предвзято она настроена к своей собеседнице. Пока другие говорили, она обычно насмехалась над тем, как они одеты, над их привычками, их глупостью. Все это, конечно, не вслух, а мысленно, чтобы ее никто не слышал, и, возможно даже, вполне безобидно. Правда, вскоре она поймала себя на том, что у нее почти нет опыта слушать других людей так, как это полагается – или как ей казалось, это следует делать, – то есть без тайной надежды на то, что уже в первые же секунды сидящая в ней стерва найдет, во что бы ей впиться зубами.