Кстати, коли уж речь зашла об одежде, Джудит Даффи была одета довольно несуразно. Сама по себе каждая вещь была очень даже ничего, но вместе они совершенно не сочетались: кружевная белая блузка, бесформенный бордовый кардиган, серая юбка до колен (не иначе как от какого-то костюма), черные колготки и черные туфли на низком каблуке с огромными бантами – такие подошли бы женщине помоложе, но на Даффи смотрелись нелепо. Чарли так и не смогла понять, как ее собеседница пыталась выглядеть этим утром – нарядно или демократично. В результате получилось не так и не этак.

Чарли уговорила Даффи впустить ее к себе в дом, сыграв на том, что между ними много общего. Это потребовало от нее большей честности, чем она рассчитывала. В конце концов Чарли почти убедила себя, что она и эта некрасивая строгая докторша – своего рода сестры по духу, причем убедила себя до такой степени, что осуди она Даффи, тем самым осудила бы и себя, а Чарли, если честно, устала это делать. Это дело она бросила уже примерно год назад.

– К великому неудовольствию моего адвоката – никакой защиты, – сказала Даффи, – и никакой апелляции. Не хочу ни с кем вступать в пререкания – ни с Генеральным медицинским советом, ни с Расселом Мередью. И, конечно же, с Лори Натрассом, учитывая его неистребимое упрямство в деле доказательства собственной правоты. Любой, кто столкнется с ним лбами, через двадцать лет обнаружит, что все еще не сдвинулся с места. – Даффи улыбнулась.

Они с Чарли сидели на плетеных стульях без подушек в оранжерее Даффи. Вокруг было царство зелени – зеленая плитка на полу, выкрашенные в зеленый цвет стены. Из того, что Чарли видела в гостиной, зеленый был любимым цветом хозяйки дома. Из оранжереи открывался вид на длинный, ухоженный, однако лишенный растительности сад – лишь газон и пустые клумбы. Вдоль газона протянулся низкий деревянный забор, а по другую его сторону – сад примерно тех же размеров, но только с кустарником и цветами, в дальнем конце которого виднелась точно такая же оранжерея, что и у Даффи.

– Когда мое имя только сделалось притчей во языцех, я была готова объяснить мою позицию первому, кто соглашался меня выслушать. Мне потребовалось два года, чтобы заметить, что, пытаясь оправдаться, я делаю себе самой только хуже.

– Да, есть нечто разрушающее душу в попытках убедить людей, что на самом деле вы лучше, чем о вас думают, – согласилась Чарли. – Лично меня в таких случаях так и подмывало сказать: «Идите вы все в задницу или даже куда подальше».

Она не стала извиняться за грубое выражение. Если пенсионер имеет право без билета ездить в автобусе, то статус изгоя наделяет вас правом на крепкое словцо.