– Когда это было? – спросил Николай.
– Три дня назад.
– Я находился в Вологде. А от кого стало известно о документах?
– От Алексея Романовича Шамина.
– Так он же…
– Он живой, – сказала Татьяна. – Мы к нему в больницу заезжали и поговорили немного. Он перевязанный весь, но улыбается.
– А телевизионщики сказали, что он погиб.
– Они передали то, что надо было сказать. А на самом деле Шамина только ранили. Тяжело, правда. Киллеры спешили – им надо было поскорее исчезнуть с места преступления, тем более что один из них был убит. На место прибыла патрульная машина, кто-то из прибывших милиционеров знал Алексея Романовича еще в бытность его работы следователем. Шамин попросил связаться с прокурором района, с которым когда-то вместе учился, а тот взял дело под свой контроль, и телевизионщикам пошла информация о гибели адвоката. Потом Шамин попросил прокурора выйти на некоего Торганова из аппарата президента, на что ушла неделя. Когда решено было взять Шабанова в разработку, он улетел на вертолете в Белозерск, но все телефоны его уже были на прослушке.
– Значит, я зря поехал к нему, – огорчился Николай. – Не было бы стрельбы.
– Зря ничего не бывает, – сказала Таня.
Николай и не жалел. Он и мечтать не мог о такой радости: Татьяна стояла рядом, и ему оставалось только одно – глупо улыбаться. Впрочем, если человек понимает, что улыбается глупо, значит, он далеко не дурак. К тому же у счастливых, даже очень образованных людей, умных улыбок не бывает.
За окном стоял вечер.
– И что теперь? – спросил Торганов-старший.
– А теперь все хорошо, – ответила Татьяна, – только очень хочется Святослава увидеть. Но прежде, наверное, надо в Петербург съездить, встретиться с одноклассниками. Если, конечно…
Она посмотрела на Николая.
– А я не против, – согласился тот, – вместе и поедем.
Глава девятая
Глава девятая
Торганов привез Таню в свою квартиру. Не в свою, конечно, а в ту, что снял для него Витальев. Возвращаться туда не хотелось, но все же эта квартира была единственным местом, куда Николай мог привести любимую женщину.
Теперь они сидели, обнявшись, на диванчике, и Таня негромко рассказывала свою историю.