– Привет, дорогая Лиззи, – сказал он, целуя ее в щеку, его борода колола лицо. Дыхание у него было мятным. От усов исходил слабый аромат трубочного табака. Она взглянула на мать, зная, что та этого не одобрит – Катарина была категорически против курения в любом виде. – А теперь, как насчет Белого Льва? – сказал он, потирая руки – жест, предназначенный для того, чтобы вовлечь других в то, что его взволновало.

– Почему бы и нет? – сказала Элизабет. Этот напиток был одним из его фирменных блюд, приготовленный из белого рома, малинового сиропа, лайма и кюрасао. Она любила ромовые напитки, а коктейли были еще одной семейной традицией. Официальному приему пищи всегда предшествовали напитки и закуски. Ее отец гордился своим резным баром из красного дерева, в котором у него было много дорогих ликеров, портвейнов и бренди.

Пока он смешивал напитки, ее мать грациозно опустилась в обитое золотым атласом кресло эпохи Людовика XIV напротив нее. По ее позе Элизабет могла сказать, что ее переполняет желание поделиться какой-то информацией.

– Итак, – сказала Катарина. – Угадай, кто заходил ко мне вчера?

– Кто?

– О, попробуй угадать!

– Папа римский?

Ее мать нахмурилась.

– Будь серьезней.

– Буффало Билл.

Катарина нетерпеливо фыркнула.

– Если ты не хочешь вести себя серьезно, мне просто придется сказать тебе, – ее хорошее настроение длилось недолго. Оно приходило и уходило так же внезапно, как летняя гроза. Она наклонилась вперед, нетерпеливая, как ребенок. – Миссис Астор, – она произнесла это имя с благоговением, благочестивой молитвой, возносимой богам высокого общества.

– Это мило, – сказала Элизабет. – Ты, должно быть, довольна.

– Ты знаешь, что это значит?

– Не совсем, но я уверена, что тебе хочется рассказать это мне.

– Мы присоединились к рядам «Четырехсот».

Элизабет хотела выпалить, что ей наплевать на Асторов, организацию «Четырехсот» или что-либо еще, имеющее отношение к высшему обществу. Но, не желая портить матери девичий восторг, придержала язык.

– У меня сложилось впечатление, что миссис Астор была тобой очарована, – сказал отец Элизабет, подавая ей коктейль в бокале, украшенный свежей малиной и долькой лайма.

– Спасибо, – сказала Элизабет, делая большой глоток. Ей это понадобится, чтобы терпеть болтовню матери, когда у нее на уме будут более неотложные дела.

– Она ведь так тебе сказала? – спросил Хендрик свою жену, устраиваясь рядом с ней в массивном кресле из голландского ореха – семейной реликвии семнадцатого века. – Что она была очарована нашей дочерью?