– Я тут подумал: даже если найдем человека, угнавшего такси, мы не сможем доказать, что именно он убил Ци Сяня, ведь машину утопили.

– Почему не сможем? – спросил Хуа. – Если убийца припрятал пистолет, это отличная улика против него. В такси он убил полицейского, у которого украл пушку. А где он взял саму машину? Естественно, украл у таксиста.

– А если он скажет, что просто заказал это такси? – предположил я. – У нас нет никаких доказательств, что Ци Сяня убили в машине. Мы знаем только, что там застрелили полицейского.

– Ну ерунда же какая-то! – возмутился судмедэксперт Хуа.

– Ерунда не ерунда, а сторона защиты может этим воспользоваться, поэтому нам нужно собрать цепочку неоспоримых доказательств, – не отрываясь от рук покойного, ответил я.

– Из управления прислали эсэмэску, – сообщил начальник Чжао, который, словно кролик, прыгал за нами по пятам. – Возможно, у них получится найти на взрывчатке ДНК преступника; они подозревают, что он случайно укололся о деталь устройства.

– Что же вы раньше молчали? – обрадовался Дабао. – На улице же лютый мороз.

Я возразил:

– ДНК доказывает только то, что преступник был здесь, испытал бомбу и угнал такси с места преступления. Таксиста мог убить другой человек.

– А мне кажется, доказать все же можно, – вклинился в диалог Дабао. – Не мог же другой человек убить Ци Сяня, похоронить его здесь, кинуть тут же машину, которую потом нашел наш убийца и угнал, чтобы напасть на полицейского, а тело сбросил в то же место, где был закопан Ци Сянь. Кроме того, оба тела при захоронении были посыпаны солью – это почерк убийцы, таких совпадений не бывает.

– Адвокат скажет, что бывают, – отрезал я. – Хватит трепаться. Подстригите ногти жертве, нужно провести анализ.

Судмедэксперт Хуа подошел ко мне, чтобы взглянуть на руки Ци Сяня.

– Что-нибудь есть?

Я кивнул.

– Под ногтями находятся мягкие волокна. Убитый оказывал активное сопротивление, когда его душили; руки остались свободны, поэтому он инстинктивно пытался спастись. Если веревка была достаточно пушистой, под ногтями могут остаться ее частички.

Закрыв тело пленкой и сняв с себя защитную одежду, я заметил, что прежде болтливый Дабао замер с бледным лицом словно статуя, а сопли на его носу превратились в сосульки, став неотъемлемой частью его лица.

– Ты как? Живой? – спросил я, отколов одну сосульку.

Дабао помотал головой, и, не говоря ни слова, побежал к нагретой следственной машине, растирая руки.

* * *

На следующее утро Дабао поправился, а вот я, напротив, сильно простудился.