Развязав ленту, я разложил их на сундуке. Почти все документы были на голландском. Видимо, письма или докладные записки. На одном листе я заметил имя господина Алинка из Остин-Фрайерс и отметки о неких денежных суммах. Две бумаги оказались на французском: это были верительные грамоты на имя месье Жолье с намеренно неразборчивой подписью представителя герцога Орлеанского. На обоих документах красовались внушительные крупные печати – очевидно, поддельные.

Более ничего в саквояже не было. Я испытал облегчение, не найдя никаких изобличающих писем от Кэт.

Теперь оставалось осмотреть лишь само тело. Подобная задача отнюдь не вызывала у меня энтузиазма, однако тут уж ничего не поделаешь. Я опустился на колени. Ван Рибик лежал на спине. Все его мышцы расслабились, а от бриджей исходил отвратительный запах. Глаза ван Рибика были открыты. В сиянии свечи они выглядели пустыми и мутными. Я дотронулся до его щеки; тело уже начало остывать. Рот голландца был открыт. Он недавно побрился – видимо, для того, чтобы светлая щетина на смуглой коже не вызвала подозрений. Без парика сразу было заметно, что этот человек искусственно придавал лицу смуглый оттенок.

Пять минут спустя я присел на корточки и стал изучать свои находки. Кожаный футляр, а внутри нож с рукояткой из слоновой кости. Кошелек с серебряными и двумя золотыми монетами. И все.

Я вытряхнул деньги из кошелька, удивившись, что их так мало. Золотые монеты – голландские дукаты, точно такие же я отыскал в доме госпожи Коннолли у пристани Паддл-Уорф.

В кошельке лежало что-то еще. На дне в шве застрял скомканный клочок бумаги, который под монетами не было видно. Достав обрывок, я развернул его. Судя по неровному краю, его оторвали от большого листа. Заметив в углу рисунок, напоминающий знак торговца, я поднес бумагу к свече и разглядел знакомые ступку с пестиком, нарисованные от руки чернилами и обведенные неровным полукругом. Эмблема господина Трамбалла, аптекаря с Кок-лейн.

Так, значит, ван Рибик ходил туда? Надо думать, за мышьяком.

Я перевернул бумажку. На обратной стороне было что-то накалякано впопыхах – писавший так торопился, что размазал чернила. Сверху я разобрал букву «К», а внизу – «Д». Их соединяла волнистая линия. Справа от нее, ближе к букве «К», я заметил «С», соединенную с длинной вертикальной чертой короткой горизонтальной.

Пламя свечей затрепетало на сквозняке. Буквы расплывались и подрагивали, будто под водой.

«К, Д и С, – повторял я про себя. – Что бы это значило?»

Мой уставший ум погрузился в полусонное состояние, а когда вышел из него, у меня в голове вдруг загадочным образом возникли три названия и я вспомнил, как в минувший понедельник встретился с господином Фэншоу в гавани Дувра.