Тело священника на койке содрогнулось в конвульсиях, и ему потребовалось несколько мгновений, чтобы снова прийти в себя.

– Не обманывайтесь. В этом мире, в этой Вселенной существует единственная сила зла, и не имеет значения, как ее называть. Сатана, Ваал, Иблис, Мара, Кали, Тиамат, Ахриман – эти имена придумали люди. Я цитирую слово Божье таким, каким его знаю, и пользуюсь данными мне Богом инструментами, чтобы со всем смирением понять часть замысла Создателя.

– Я не оспариваю существование зла, – сказал Виктор. – Что я оспариваю, так это существование дьявола с рогами и красными вилами, который сбрасывает человеческие существа в девять кругов ада. Или существование мифологического создания по имени Ахриман из персидской легенды, которое создало книгу, позволяющую одному из его последователей перемещаться по всему свету, сея убийства и хаос.

– Кто знает, почему Лукавый считает нужным действовать именно так, а не иначе? – мягко проговорил отец Анджело. – Кто знает, почему Господь наш избрал плотника-иудея, чтобы тот умер на кресте за наши грехи? Почему он создал нашу Вселенную такой сложной? Возможно, вы и не веруете, но я знаю, что вы в поиске. Мы не можем даже надеяться когда‑нибудь понять разум Бога. Конечно, он не белобородый патриарх со Среднего Востока, восседающий на облаке. Он за пределами человеческого воображения, он – Бог. Но разве вы не понимаете очевидного? С Лукавым та же история.

Он помолчал, давая Радеку время освоиться с этим утверждением. За долгие годы изучения религий, культов и верований в разнообразных проявлениях, с различными обоснованиями существования зла, профессор никогда не слышал подобной формулировки. По коже побежали мурашки, но потом он постарался отмахнуться от слов священника как от очередного суеверия, просто более замысловатого, чем остальные.

– По-моему, странное заявление для католического священника, – заметил Виктор.

– Набожность не означает неспособности мыслить честно. Пытаться понять Бога – значит пытаться совершить невозможное, осознав в процессе, что для постижения могут быть и другие пути.

– Почему бы тогда не приписать возникновение зла Богу, а не другой, противоположной сущности? – спросил Виктор. – Разве не сказал пророк Исаия: «Я Господь, и нет иного. Я образую свет и творю тьму, делаю мир и произвожу бедствия» [26]?

– Я христианин, а не зороастриец. Я верю не в равное по силе злое божество, а скорее в созданного Богом сатану, предназначение которого мне не понять. Но при этом я допускаю, что могу ошибаться и что слияние этих двух сущностей находится за пределами моего разумения. Несмотря на некоторые звучащие в церкви утверждения, она так и не пришла к окончательному пониманию онтологии дьявола. Я верю, что без тьмы нет стремления к свету, без боли и страданий нет любви и свободной воли. Но наша задача не в том, чтобы размышлять, каким образом зло могло произойти от Бога. Она в том, чтобы сопротивляться дьяволу. – Отец Анджело поманил Виктора ближе. – Возьмите мои четки. – Когда профессор замешкался, священник добавил: – Те из нас, кто верует особенно истово – как я и тот, кто пришел ко мне с именем Ахримана на устах, – мы видим царство нематериального отчетливее прочих. Эти четки – воплощение моей веры, моей крови и духа, переплетенных с кровью и духом Спасителя.