Четкий шепот больного не соответствовал внешности и являлся полной противоположностью манере говорить, свойственной его брату. В голосе отца Анджело, несмотря на ужасные увечья, звучало смирение души. Виктор подумал о собственном теле, которое нещадно болело, о всевозможных ранах, которые ему доводилось получать в прошлом. Ни разу они не были столь же тяжелыми, и сам он никогда не переносил страдания так же стойко, хотя ему было космически далеко до той муки, которую терпел сейчас лежавший перед ним человек. Потом Виктор заметил запястья священника. Тот лежал, вытянув руки вдоль туловища, и повыше каждой ладони виднелись покрытые коркой гноя язвы с кровоточащими краями. При ближайшем рассмотрении стало ясно, что язвы совершенно круглые и расположены абсолютно симметрично.

Виктору как‑то довелось видеть такие. Тогда он навещал в Уганде католического священника, у которого, по слухам, появились стигматы. По всему миру были отмечены сотни подтвержденных случаев их возникновения, и Виктор давно уже перестал сомневаться в существовании этого феномена. Он считал, что стигматы возникают скорее в результате самовнушения, чем глубокой веры, как особенно яркая психосоматическая реакция. Механизм был тот же, что и у способности жрецов джуджу заставлять тела верующих покрываться болячками и нарывами. Необъяснимая странность в случае священника из Уганды заключалась в том, что кровь, сочащаяся из ран, была другой группы, не той, что у него. Доказать мошенничество не удалось, а никаких других объяснений медики предложить не могли.

– Не все, что вы видите, сотворил мой предыдущий гость, – сказал отец Анджело. – Я и до него некоторое время… болел.

– Не тревожьтесь, отче. Ваш вид меня не пугает.

– Вы Виктор Радек?

– Верно. Но я не представился вашему брату.

– Ваше имя назвал мне наш предыдущий посетитель. – Больной дрожащими пальцами ухватился за железный крест, прикрепленный к четкам на шее. – Последователь Ахримана.

Радек не сказал ни слова, но в груди нарастала волна дурноты. Неужели Дарий действительно мог сотворить такое? Виктор старался не смотреть в лицо священника, но взгляд невольно возвращался к пустым глазницам.

– Вы гадаете, почему он оставил меня в живых. Зачем ему было утруждать себя и клеймить меня своей ересью, вырывая глаза, уродуя тело и оставляя шрамы?

Неловкими движениями, подобными тем, которые совершает новорожденный младенец, священник дотянулся до верха укрывавшей его белой простыни и сдвинул ее. Стала видна грудь, обезображенная толстыми красными рубцами. Виктор сперва не заметил этого, но, вглядевшись, понял: из них складывается авестийское слово.