– Да. Думаю, ты и сам заметил, что в последнее время она как-то странно себя ведет.

– Но почему она молчала? И как могла узнать об этом заранее? Какой ей смысл это делать?

– На все твои вопросы есть лишь один ответ.

– Хватит говорить загадками. В голове столько вопросов, что сейчас у меня взорвется мозг.

– А какой был толк Джеку-потрошителю вспарывать животы одной женщине за другой? За что Бостонский душитель[47] убивал своих жертв?.. Не думай, что мне доставляет удовольствие говорить все это. Я тоже в ужасе. Но я не могу держать это в себе… Говоришь, она творческая личность? Может, в некотором смысле и так. Есть на свете убийцы, которые делают из своего преступления произведение искусства – подобно тому, как Микеланджело ваял Давида, а да Винчи рисовал «Тайную вечерю». Только свои полотна они создают не кистью и краской, а ножом и кровью. Никакой выгоды в обычном смысле этого слова здесь нет. Эти убийцы переживают такую эйфорию, которую нам, обычным людям, никогда не понять. Для них это творения ради творений.

– Неужели ты считаешь, что Леона одна из них?..

– Взгляни на кадры – ты и сам поймешь. Она была настолько упоена, что едва не потеряла сознание.

– Тебе надо работать с менее талантливыми артистами. Не представляю, каково хорошим актерам играть убийц, если кто-то вроде тебя всякий раз будет видеть в них преступников.

– Оливер, я не какой-то дилетант и уж точно различу, когда человек играет безумие, а когда нет.

– Ты сам-то слышишь, что говоришь? Неужели ты и впрямь думаешь, что Мирандо убила…

– Не клеится у нас с тобой этот разговор. Ладно, тогда послушаем, что скажет полиция. Но сам подумай: Мирандо был отличным парнем. Врагов у него не было. Ну и кому же надо убивать его?

Оливер молчал.

– Деньги из его кошелька не пропали. Разумеется, здесь не какой-нибудь Лос-Анджелес, где повсюду ходят воры и грабители, – но, кроме нашей съемочной группы, посреди пустыни никого нет. Выходит, Мирандо убил кто-то из нас. И подозрение падает лишь на одного человека.

Вокруг стоял шум работы и свист ветра. Наконец Оливер проговорил:

– Значит, Леона?

– Ну или Саломея, если угодно. А кто еще-то? – моментально ответил Уокиншоу. – Всех остальных мы хорошо знаем. Она единственная, про кого мы не можем ничего точно сказать.

– Ну ты и загнул… Зачем Леоне делать такое? – Голос Оливера становился все тише.

– Возможно, ты прав, что она хорошая актриса. Что, если она хотела отыграть эту сцену, как никто другой? Лучше тысяч актрис по всему миру, исполнявших роль Саломеи?

– Чушь! Ты все это себе напридумывал!