– В ту ночь нет.
– А еще за ужином Эрвин показывал нам фотографии. Впрочем, ничего особенного в них не было, – добавила Леона. Вместе с Перри Боно они рисовали схему мечети.
– Да, точно! – хлопнул Тофлер себя по колену. – Могу потом показать, нашел их в своей прикроватной тумбочке. На них изображены этапы строительства мечети. Мне показалось любопытным, что закладки фундамента они не делали. И я подумал, что среди людей, запечатленных на фоне стройки, мог быть наш тайный хозяин, поэтому решил показать их всем за едой.
– Тайный хозяин, говоришь?
– Кстати, его письмо до сих пор приклеено у входа в мечеть. В нем сказано, чтобы мы располагались как дома. Однако сам он ни разу нас не навещал.
– Когда появилось это письмо?
– Оно уже было здесь, когда я, Оливер, Джойс, Ллойд, Джон и Рикардо прибыли сюда двадцатого июля.
– Но когда мы с Эрвином приезжали сюда в июне, его еще не было, – вставила Леона.
– Леона, когда ты приехала?
– Двадцать второго июля.
– Одна?
– Вместе с Кэрол.
– Хорошо. Чуть позже взгляну на письмо. Еще раз: в ночь на двадцать пятое число ни одну из четырех дверей вы не запирали?
Все покачали головами.
– Понятно… Затем наступает утро двадцать пятого. Что происходило тогда?
– В тот день должны были снимать с раннего утра, так что мы с помощниками Эрвина встали пораньше и еще до актеров отправились на съемочную площадку, чтобы все подготовить, – принялся объяснить Оливер, и Митараи повернулся к нему. – Мы не завтракали, но я попросил Рикардо сделать нам сэндвичи. В тот день все прибыли на площадку с едой в коробочках. И поскольку общего сбора не было, то никто не заметил отсутствия Джерома Мирандо.
– И мы не заметили, что двери в зал внизу закрылись. А когда увидели столы и стулья, то просто решили, что кто-то отнес их наверх, – сказал Тофлер.
– Как раз здесь Джим с Бертом делали нам утром прически и грим, но наличие столов и стульев не показалось нам странным. Мы тоже подумали, что кто-то перенес их наверх, – добавила Леона.
– Дальше мы начали снимать сцены, где голова поднимается наверх и Леона забавляется с ней. Наверное, не стоит говорить такое в присутствии Леоны, но за двадцать лет моей режиссерской карьеры я не видел настолько великолепной игры.
– Спасибо, Эрвин… – Руки Леоны замерли над схемой. Ее глаза заблестели. – Сейчас для меня нет лучшего утешения, чем такие слова.