– Наша актриса так очаровала тебя, что ты мешаешь ее аресту с револьвером в руках? Ты что, правда думаешь, что сможешь продолжить съемки, вырвав ее из рук полиции? И что же ты намерен делать дальше? У тебя план-то есть?

– По-твоему, я бы ввязался в такое без него? Все, замолчи!

– Я немного слышал про режиссера по имени Эрвин Тофлер. Думал, он серьезный человек, а он, оказывается, гангстер… Ты сам-то понимаешь, что творишь? – сказал Райан.

– Сейчас я вам все объясню. Садитесь туда. Оливер, подвинь им стулья. Коллеги, располагайтесь вокруг.

С поднятыми руками детективы сели на стулья, поставленные в середине Парфенона. Все остальные устроились вокруг них.

– Можно нам уже опустить руки?

– Можно. Я джентльмен, причем самый большой в Голливуде. Все, о чем я вас прошу, – смирно посидеть здесь час-два.

– Ну посидим мы здесь пару часов – а дальше что? Ты будешь очень жалеть об этом.

– Я уже жалею. Не надо было мне браться за «Саломею»… Каждый день одни потрясения.

– После того как ты наставил револьвер на следователей, с твоей режиссерской карьерой покончено.

– Я не прошу вас понять меня сейчас. Но знайте: я намерен защитить справедливость и истину.

– Какую справедливость? Какую истину?! А дальше ты потребуешь ключ от наручников? Я не отдам их даже ценой жизни. Стреляй, если хочешь.

– Он мне не нужен. Вам просто надо побыть здесь до заката. Если б сегодня вы отправились не на самолет, а в участок в Иерусалиме, я не применял бы к вам такие жесткие меры. Но если вы отвезете Леону обратно в Лос-Анджелес, где репортеры набросятся на нее, как гиены, то уже ничего нельзя будет поправить.

– Ты сделал очень высокую ставку. В любом случае для тебя все уже кончено.

– Может, и так. Но знаете ли вы, что самый видный режиссер порой едва держится на плаву? Даже если фильм становится хитом и приносит ему какие-никакие деньги, ему нужно содержать жену и детей и платить кредит на небольшие излишества вроде яхты. Все, что останется после этого, он вкладывает в производство следующего фильма. Если ему везет и фильм собирает кассу, то он опять забирает себе лишь деньги на жизнь и приступает к новому фильму. Самому мне не впервой пересекать этот опасный мост… Если не сниму этот фильм, я покойник. Я и сам подозреваю, что совершаю глупость, но выбора у меня нет. Если вы мне сочувствуете, то умоляю вас, просто посидите здесь следующие два часа. После этого я послушно верну вам револьверы. Если захотите надеть на меня наручники, то я готов сдаться. Но сейчас надо немного подождать.

– Чего мы ждем-то?

Тофлер не нашелся, что ответить.