Светлый фон

Прежде Макс-брат

Прежде

Макс-брат

Макс не мог перестать прокручивать в памяти эту картину. Кровь. Плоть. Крик. Две пары мертвых глаз, которые, казалось, до сих пор продолжали следить за ним. Даже сейчас они смотрели на него. Он чувствовал, как их взгляд ползет по его коже.

«Мы знаем, что ты сделал».

Он даже не знал, что у матери был с собой пистолет. О чем она только думала? И как только решилась его применить? Каждый раз, когда он смотрел на нее, ему казалось, будто это совершенно другая, незнакомая, женщина.

В его сознании существовали две версии матери – «до» и «после». Мать и убийца. Конечно же, это разные личности, верно? Должно быть, он ошибается. Заблуждается. Возможно, виной всему выпивка – хотя, даже понимая, что нужно остановиться и протрезветь, он не мог это сделать.

Все, что произошло после второго выстрела, было неразберихой, чередой образов, которые он не мог осмыслить. Стоп-кадры без всякого контекста. Так вот каково это – потерять рассудок?

С момента убийства Максу не удавалось вырваться из маминого дома, и, если он правильно вел счет, прошел уже почти месяц. В данный момент он не был уверен: то ли сам не хотел уходить отсюда, то ли ему не разрешали это сделать.

Макс понимал, что мать беспокоится о нем. Он не очень-то хорошо перенес случившееся. Но чего она ожидала? Она сказала ему, будто это ради его же блага. Что это временно. Что до тех пор, пока он не переживет случившееся, ему лучше оставаться с ней. Пусть все, что связано с арестом Джейка, утихнет.

Его поразило, в какой изоляции он оказался с того момента, как Рашнеллы снова вторглись в их жизнь. Он отпугнул Джастину, оттолкнул Джимми и умудрился потерять работу. Не осталось никого, кто скучал бы по нему.

Макс расхаживал по своей старой комнате. И не мог остановиться. Если он останавливался, то глаза, наблюдавшие за ним, начинали прожигать его плоть. Он ходил туда-сюда, проделав это столько раз, что сбился со счета. Более того, вообще потерял ощущение времени. Но сегодня, когда он бродил от стены к стене, его мысли начали обретать упорядоченность. Если хорошенько напрячься, в воспоминаниях появлялся какой-то смысл. Марк и Беверли. Так их звали. У них был певучий дверной звонок.

И еще было что-то, связанное с Джейком. Время от времени, без предупреждения, воспоминания о поступке матери – об аресте Джейка – внезапно возвращались к Максу, и он корчился от боли, чувство вины становилось физически невыносимым. Конечно, мать не посвятила его в свои планы – несомненно понимая, что он попытается остановить ее. Это было просто смешно: все эти годы они с Джастиной считали свою мать бесхребетной, и вот до чего дошло теперь: он стал марионеткой, а она – его кукловодом…