Вероятно, Кёгокудо пытался меня утешить. Я это понял. Однако какие же это были неловкие и жалкие слова сострадания! В этом мире нет сердца, которое можно было бы излечить с помощью логических доводов и аргументов. Если оно и существовало, то это могло быть разве что сердце моего друга, сидевшего передо мной. Этот человек словно целиком состоял из логических доводов, аргументов и теорий. Мое сердце было более неопределенным и смутным; его переживания невозможно было прояснить или упорядочить с помощью подобной
– Может быть, и так. Но какая разница, что я думаю или делаю? Это что, поможет ей стать буддой?
– Ты не прав.
– В таком случае чего ты, собственно, от меня ждешь? Что я должен сделать? Я ничего не мог сделать для нее раньше и сейчас не смогу. Потому что, как ты и сказал, она умерла.
– Поскольку она умерла, теми, кто имеет отношение к наследованию проклятия, являемся мы сами. Конечно, думать о ней как о видении из сна или призраке очень просто, и нет ничего легче, чем изолировать ее от твоей повседневной жизни, сделав далеким, оторванным от действительности «воспоминанием». Однако я считаю, что так поступать нельзя. Она была
Я уже начал забывать. Лицо Рёко возникло перед моим мысленным взором.
Не убумэ и не девочка, которую я встретил
Это было лицо Рёко.
Тогда я наконец отчасти понял, что хотел сказать Кёгокудо.
– Наверное… всё так, как ты говоришь. Да, пожалуй. Если я буду продолжать в том же духе, меня никогда не покинут сомнения и я так никогда и не смогу вернуться к обычной повседневной жизни. У меня есть понимание этого. Но, к сожалению, я не обладаю твоей проницательностью и не могу жить, как ты. Ты не дашь мне еще немного времени?
Услышав это, Кёгокудо ненадолго погрузился в молчание.
Опустившись на стул возле прилавка, я наблюдал в окно за уличным движением.