— Разумеется, не стану.
Она выпустила папку из рук.
— М-да. Ты говорила то же самое и вчера. Лгать умирающим плохо для кармы.
— Да ладно тебе, ты не…
— Я умираю, Лиззи. — Ее лицо было серьезным, но спокойным. — Такова реальность. Это может случиться в любой момент. Так сказали доктора. Без обиняков. И не один раз. Они не просят привести дела в порядок просто ради прикола. Вся эта химия — минимальный шанс на успех. Возможно, мне даже станет хуже, причем быстро. Вот почему я слала тебе письма. Я хотела удостовериться, что успею поговорить с тобой… на всякий случай. Ты же знаешь, я всегда была готова хоть как-то облегчить тебе жизнь. После всего, что сделала твоя мама для меня, когда заболела Нэнси, это самое малое, что я могу. Но я всегда была посредником, и это полумера… — Она помолчала немного, а потом посмотрела на меня, сощурившись. Мое сердце заколотилось быстрее. — Что конкретно знает Сэм?
— Он знает о мошенничестве. О том, что у мамы случился сердечный приступ, — вяло проговорила я. — Но Сэм считает, что папа тоже умер. Так все думают…
— Ты всем рассказываешь, что отец умер? — спросила Милли, на ее лице застыли досада и ошеломление. — Все это время?
— Мне нужно было дистанцироваться от ситуации, — заявила я. — Ты же меня видела. Я была раздавлена.
Я правда была раздавлена, долгое время. Разумеется, я в итоге сумела вытащить себя из депрессии. Этого хватило, чтобы поступить в колледж, потом на юрфак, заводить друзей, выйти замуж. Как давно это было. Но все равно я позволяла Милли решать мои проблемы, словно бы так и осталась семнадцатилетней девчонкой, объятой горем настолько, что нет сил встать с кровати. И я не разговаривала с отцом вот уже восемнадцать лет.
За эти годы он прислал несколько писем. Не отчаянные мольбы, как можно было ожидать, не просьбы о прощении, не клятвы любви. Потому что это не в стиле отца. Он ничего такого не испытывал. Те несколько раз, когда он писал, он просто сухо рассказывал, как у него дела, механически, из чувства долга. Как будто он пытался оставить меня в игре на случай, если я пригожусь ему позже. Милли говорила, что он спрашивал обо мне конкретные факты. Хорошо ли я учусь в школе? Сколько я зарабатываю? Но никогда ничего обо мне как человеке. Он никогда не интересовался у Милли, почему я не приезжаю. Она четко это давала понять, всегда. Милли не хотела, чтобы я чувствовала себя виноватой.
— Но расстояние и полная амнезия — разные вещи, Лиззи, — продолжила Милли. — И вы с Сэмом женаты.
— Я знаю. — Сердце глухо колотилось.
Милли уставилась на меня и ужасно долго не сводила с меня глаз. Все мое тело горело, меня изнутри обжигал стыд. Да, я стыдилась того, что натворил мой отец. Но еще больше — своей неспособности взглянуть на это. Вместо этого я зарыла произошедшее поглубже, погребла под всеми остальными мыслями, которые пыталась силой воли вытеснить: о постоянных пьянках Сэма, наших долгах, карьере, пущенной под откос, несбывшихся мечтах о ребенке.