В офисе «Янг & Крейн» было тише, чем я ожидала. В кабинете Пола свет не горел, но в приемной Глория печатала что-то с кислой миной, причем определенно злила ее отнюдь не работа в выходной день. Глория обожала сверхурочные. Я глянула на часы. Половина седьмого.

— А Пол еще вернется? — спросила я.

Она покачала головой и осуждающе надула губы, но продолжала печатать.

— Вряд ли, разве не понятно? — Она многозначительно посмотрела на меня. Почему нельзя вернуть старую секретаршу Пола? Общение с Глорией утомляет.

— Что ты имеешь в виду? — спросила я, стараясь не выдать своего нетерпения.

Глория перестала печатать. В этот раз, когда она подняла голову, на ее лице появилась лукавая улыбка.

— А он тебе даже не сказал? Интересненько, — протянула она самодовольным тоном. — Вэнди Уоллес. Они пошли выпить. Ну или что-то типа, — жеманно пояснила Глория. — Она ведь взяла то твое дело? Какая ирония. И это Пол, который считает, что у него есть право вести распутную жизнь, но при этом быть полицией нравов.

Я надеялась, по моему лицу не видно было, что я сочла это предательством. Пол пошел выпить с Вэнди Уоллес? После того, как я рассказала ему, как мерзко она себя повела, когда я пришла к ней? Разумеется, это самое настоящее предательство, пусть я и видела, что оно грядет.

— Точно, я забыла, — сказала я Глории. — Передай, пожалуйста, что я заходила.

Я побрела в свой кабинет, чтобы взять кое-какие документы домой. Такое чувство, будто меня ранили. Но не мне судить Пола. Я сама только и делала, что искажала правду: о своем браке, о своей семье, о себе. Но Милли я сказала правду: я не ставила перед собой задачу обманывать.

К началу первого своего учебного года я приехала к ухоженному кампусу Корнеллского университета в нормальном состоянии, но с трудом. К тому моменту я прошла достаточную терапию, чтобы двигаться вперед, но этого было мало, чтобы излечиться в общепринятом смысле слова. Я стояла посреди пустой комнаты в общежитии, куда меня привезли не родители, некому было помочь мне устроиться, некому было поплакать на прощание, и я ощущала, что снова соскальзываю в депрессию с пугающей скоростью. Словно бы где-то притаилась гигантская черная дыра отчаяния, которая засасывала меня. Но потом появилась моя соседка, жизнерадостная блондиночка с огромными невинными глазами и приветливыми родителями. И тут мне на выручку появилась новая версия моей собственной истории — круглая сирота, никто из родственников не сидит в тюрьме. С того момента именно это стало моей правдой.

Эта правда была куда приятнее действительности: папа в конце концов нашел постоянного клиента, который украл его деньги, разрушил бизнес и — как считал папа — убил мою мать, доведя ее до сердечного приступа. Они долго спорили в квартире у того мужика, куда, как доказало обвинение, отец вломился, хотя он настаивал, что поступил так исключительно, чтобы найти доказательства мошенничества. Завязалась борьба, в результате которой тот парень получил удар кухонным ножом в живот. Папа утверждал, что это произошло случайно. Но присяжные ему не поверили, в итоге его признали виновным в предумышленном убийстве и приговорили к двадцати пяти годам в тюрьме. Вот что бывает, если убиваешь кого-то, совершив взлом. Расстроился ли отец? Только я одна знала, что он вернулся вечером домой и как ни в чем не бывало поужинал, поглощая пищу с незаурядным аппетитом. А еще только я одна знаю, что он попросил меня солгать и обеспечить ему алиби. Я вежливо отказалась.