В конце концов я вышла из больницы и шагнула навстречу миру без моего лучшего друга. Нашла свою старую «Импалу» — она была отремонтирована со всеми прибамбасами, о которых договорился мой отец: новые ремни безопасности, система сигнализации и GPS-трекинг. Поехала домой — принять душ и поесть. Мне нужно было заставить себя поесть.

Я была так измотана, что не могла ясно мыслить. Как вообще можно есть, как можно даже глотать, когда тебя разорвали пополам?

Я закрыла глаза и вдохнула холодный воздух. Праздники. О боже… Как я могла провести праздники без Раузера?

Поймай этого ублюдка, просто поймай этого ублюдка.

Я покормила Белую Мусорку и плюхнулась на диван. Я была измотана, но мне не хотелось сидеть вдали от больницы слишком долго. Я боялась, что он умрет, просто перестанет дышать, пока меня не будет. Теперь нас только двое. Неправда, мерзавец. Ты плохо целился. Раузер все еще здесь, и я не отпущу его. «Я найду тебя», — поклялась я. Увы, усталость сморила меня, и я заснула, а Белая Мусорка свернулась клубочком со мной рядом.

* * *

Когда построили кирпичный дом Раузера, президентом был Эйзенхауэр. В те годы пары спален казалось достаточно. Раузер добавил застекленную веранду и французские двери из главной спальни, построил нижнюю веранду и огородил двор для собаки, которую заведет, когда темп его жизни замедлится. Был еще чердак, за который он так и не взялся. Дом был маленький, но Раузер снес пару стен, и он стал светлым и просторным.

Я вошла в ванную и увидела там его бритву, уловила запах его лосьона после бритья. В больнице он был так далек от меня, как та раковина, которую можно потрогать, но нельзя проникнуть внутрь. В этом доме мы кричали, болея за «Брэйвз», пили кувшин за кувшином сладкий чай со льдом, поглощали тонны готовой еды, какую только способна предложить Атланта. Я вспомнила, как Раузер сообщил моей матери на День благодарения, что его вполне устраивает наша привычка брать еду навынос. Вспомнила, как он посмотрел на меня, когда говорил это, как потянулся к моей руке.

Я побрела на кухню и включила газовую плиту. По утрам Раузер готовил ковбойский кофе. Такой же резкий и приблизительный, как и он сам, напиток этот ударял в желудок, как аккумуляторная кислота. Никаких мерных ложек, просто возьмите на глазок молотый кофе, бросьте в кастрюльку с водой, доведите до кипения и процедите прямо в чашку. Это был лучший кофе, какой я когда-либо пила.

Однажды субботним утром я появилась у него дома слишком рано. Он открыл дверь в трусах-боксерах и с прищуром посмотрел на меня. Я плакала — с Дэном случилась какая-то глупость, очередной прыжок веры, очередной удар разочарования. Раузер не иначе как косил под Дона Кинга [23], потому что его волосы стояли дыбом. Он зевнул, обнял меня, нашел футболку и встал у газовой плиты, чтобы приготовить ковбойский кофе. Раузер был для меня таким хорошим другом… Без него здесь было невыносимо.