— Я прикрою, — кивнула Энджи.

Я положил дробовик на мокрую траву, потянулся, ухватился за верхнюю часть стойки перил, которую Пул сломал, падая, поставил ногу на фундамент крыльца и потянул вниз. Стойка поддалась, отрываясь от прогнившей древесины. Я еще раз сильно потянул и оторвал ее вместе с обломком поручней. Пул повалился на меня, и мы оба упали в мокрую траву.

Он застонал и изогнулся в моих объятиях. Я выбрался из-под него и тут заметил шевеление шторы в правом окне.

— Энджи, — крикнул я, но она и сама заметила, уже повернулась в сторону окна и выстрелила в него трижды. Стекла вылетели из рамы и дождем посыпались на крыльцо.

Я сжался за низенькими кустами у фундамента, но ответного огня не было. Над травой выгнулась грудь Пула, изо рта у него пузырясь шла кровь.

Энджи опустила пистолет, долго смотрела на дверь и окна, потом на коленях, стараясь не задевать землю левой вывернутой стопой, добралась к нам через дорожку. Я достал пистолет и был готов стрелять в сторону дома. Энджи доползла до нас и легла рядом с Пулом.

Из-за дома опять послышалась стрельба из автоматического оружия.

— Бруссард. — Пул выплюнул это слово, схватил Энджи за руку, и его пятки заерзали по траве.

Энджи посмотрела на меня.

— Бруссард, — повторил Пул, в горле у него забулькало, и грудь опять выпятилась из травы.

Энджи стянула с себя водолазку и приложила к ране посреди груди Пула, из которой темным ключом била кровь.

— Ш-ш-ш. — Она приложила руку к его щеке. — Ш-ш-ш.

Стрелявший за домом, судя по всему, имел огромную обойму — стаккато растянулось на полных двадцать секунд. Последовала недолгая пауза, и стрельба возобновилась. Я не знал, «каликоу» это или какое-то другое автоматическое оружие, но не имело особого значения. Пулемет есть пулемет.

Я на секунду закрыл глаза и сглотнул, почувствовав боль в пересохшем горле. В крови бушевал адреналин.

— Патрик, — сказала Энджи, — не смей, твою мать, даже думать об этом.

Я знал, что, если сейчас обернусь к ней, с этой лужайки мне уже не уйти. Где-то за домом Бруссарду в лучшем случае не давали головы поднять. Там мог быть Сэмюэл Пьетро, и пули, возможно, гудели вокруг него, как шершни.

— Патрик! — закричала Энджи, но я уже перелетел через три ступеньки и стал в ложбинке посередине крыльца.

Дверную ручку в форме шара выбили в самом начале. Я распахнул остатки двери ногой; держа дуло пистолета горизонтально на уровне груди, выстрелил в темное помещение, повернулся направо, потом налево, расстрелял всю обойму, выбросил ее из рукоятки, и, не успела она упасть на пол, вставил новую. В помещении за дверью никого не было.