— Он уже сел? Сел?

— Говорю же, стоит. Высматривает что-то… Что он там высматривает, интересно? Придурок какой-то. О, поезд пришел. Идет к нему.

Тем временем на станции «Университет» Кадык действительно шел к прибывшему поезду, потому что его внимание привлекла женщина с увесистой полуоткрытой сумкой. Он уверенно шагнул за ней в вагон, а через секунду двери захлопнулись, и голос из динамиков промычал:

— …Следующая станция — «Проспект Вернадского»…

Богданов и Гущин заскочили в ближайший же вагон остановившегося у платформы поезда. Через мгновение он дернулся и, набирая скорость, устремился на юго-запад. Богданов на секунду опустил телефон и бросил Гущину:

— Кадык на своем любимом маршруте. Там же, где и в прошлый раз.

— Он тогда вышел на «Юго-Западной», — вспомнил Гущин. — Может, живет там где-то?

— Хрен его знает. Лишь бы не разминуться… Василич, ты на связи? Переключайся на «Вернадского» и смотри в оба!

Василич так и поступил, ворча в трубку:

— Я уже как спортивный комментатор себя чувствую. А ты знаешь, что я не люблю спортивных комментаторов?

«Проспект Вернадского». Двери вагонов распахнулись, и на платформу посыпали люди. Другие ждали своей очереди, чтобы просочиться внутрь. В этой обычной толчее Василич, щурясь, пытался разглядеть высокого горбоносого мужчину с выдающимся кадыком.

— Он не вышел. Погоди… Нет, нет, точно. Нету его. Едет дальше.

Когда поезд Кадыка тронулся, Богданов и Гущин только прибыли на «Фрунзенскую». Богданов никогда не думал, что его будет раздражать и буквально терзать жуткая медлительность поезда, причем одного, конкретного, поезда. Он матерился сквозь зубы, ожидая, когда двери захлопнутся, а потом матерился, ожидая, когда же, наконец, будет следующая станция.

Они следовали по пятам за Кадыком, и разделяли их сейчас ровно пять станций.

— «Юго-Западная», — подал голос Василич. — Он вышел. Слышишь меня? Вышел на платформу.

— Твою мать, как долго мы ползем, — простонал Богданов. — Что он делает? Стоит? Или идет?

— Стоит. Стоит себе и стоит. А теперь идет… Все, пошел к выходу в город. Быстро так пошел, будто вспомнил что-то.

Богданов обреченно поблагодарил Василича и отключился. А потом не выдержал и яростно двинул кулаком по поручню. Сразу несколько человек осуждающе и испуганно уставились на него, и Гущин был вынужден виновато улыбнуться им:

— У друга жена рожает. Волнуется.

Богданов лихорадочно соображал, что делать. Наконец сообразил и принялся названивать в дежурку: