- Инта, ты? Знаешь…

- Знаю, - ответила Инта. Голос у нее был слишком уж спокойный. - На концерт сегодня ты, конечно, пойти не можешь. Так я и предполагала. Опыт есть, не первый раз. Можешь не волноваться. Я пойду одна. - И трубка стала попискивать.

XXVII

XXVII

Покой и тишина кладбища вселяли чувство тревоги. Розниек ощущал это каждым своим нервом. Слабый ветерок перегонял опавшие листья с одного могильного холмика на другой. Расплывчатые ватные тучи часто заслоняли солнце, и не понять было - распогодится или сызнова зарядит дождь. Могилы Катрины и ее матери находились рядом. У могилы, понуро опустив плечи, стоял Леясстраут. Лицо землисто-серое, под глазами глубокие складки.

- Даже здесь хозяйка продолжает стеречь Кате. - Он положил розы на могилу Катрины. - Неужели я никогда и не узнаю, о чем ей так надо было со мной поговорить?

Розниек держался немного в стороне.

- Мне кажется, вас тогда это не так уж интересовало.

Леясстраут невесело улыбнулся.

- Судите по тому, что я ушел, так и не спросив, что у Кате на сердце? Вы правы. Такие телеграммы ни с того ни с сего не посылаются. Если бы мы всегда и во всем поступали обдуманно, никогда не приходилось бы сожалеть о своих поступках.

- А жизнь стала бы вконец скучной, - добавил Розниек. - Погасли бы все чувства, у людей не осталось бы ни радости, ни печали, ни злости, не возникали бы моменты такого возбуждения, когда человеку трудно контролировать свои действия. Мы превратились бы в роботов, совершающих лишь запрограммированные поступки.

Слова Розниека согнали грустную улыбку с лица Леясстраута.

- Присядем лучше там, - указал он на скамью у гравийной дорожки. - Здесь самое подходящее место для откровенного разговора.

Розниеку стало ясно, что от расставленных сетей придется отказаться. Он злился на себя за сочувствие, испытываемое к Леясстрауту.

- И опять же вы правы, - продолжал Леясстраут. - Не обдумав свои действия, мог же я, охваченный злобой, вытряхнуть душу из старухи Упениеце. Много ли ей надо. А поводов для этого у меня было хоть отбавляй. У вас действительно имеются все основания для подозрения, но, смею вас заверить, соверши я это, у меня хватило бы силы воли для признания.

- И вы из-за этой старой кулачки, морального урода, отказались бы от всего, что вам дорого?

Леясстраут молчал, но глаза его красноречиво говорили сами за себя. В них были горечь и боль.

Розниеку стало как-то не по себе.

- Пора ехать! - услышал он басовитый голос Леясстраута.

Они шли молча. По дороге встречались вполголоса разговаривающие между собой люди. Безмолвно несли почетный караул стройные сосны. Над могильными плитами молитвенно застыли туи.