- Сгорел? - остановился Леясстраут.

- Вы об этом не знали?

- Когда это произошло?

- В понедельник ночью - спустя три дня после смерти Катрины и ее матери.

Леясстраут горестно усмехнулся.

- Эх вы… никому не верящие следователи! В понедельник утром я вылетел в Москву. Находился там четыре дня. Сжечь Межсарги я не мог бы при всем своем желании.

- На поджигателя вы непохожи, - сказал Розниек. - Только вот письма ваши Катрине, если ухитрялась перехватить Каролина Упениеце, могли сгореть.

- Могли! Но куда в таком случае девались письма, адресованные мне?

- Вы уверены, что они были отправлены?

- Кате никогда не была лгуньей.

- Это не аргумент. Вы говорили, что, не доверяя секретарше свои письма, отправляли их сами. А какой вы указывали обратный адрес?

- Служебный. Я депутат, письма приходят отовсюду. Многие пишут по нескольку раз, дополняя ранее посланную просьбу или благодарят за оказанную помощь. Письма Кате не вызвали бы подозрений секретарши.

- А разве письма вам вручаются нераспечатанными?

- Секретарша вскрывает только служебную переписку, но не депутатскую и личную.

- Кто она и как к вам относится?

- Женщина средних лет. Ко мне относится хорошо, обязанности свои исполняет старательно… - Леясстраут, похоже, что-то обдумывал. - Знаете, раньше я не придавал этому значения. Но она старается привлечь мое внимание, не упускает возможности блеснуть остротой ума, ярко одевается.

- Вот видите. Значит, могла интересоваться вашей перепиской. Знакома она с вашей женой?

- Жена изредка заходит ко мне на работу. Думаете, она передала письма жене, чтобы убить сразу двух зайцев? Вряд ли.

- Женщины народ сложный.

- Думаете, жена не дала бы мне понять, узнай она что-нибудь?