– Возьми его с собой, – сказала София, холодно и решительно.

Атмосфера в комнате приобрела мрачную окраску.

– Твою мать, – с отвращением буркнул себе под нос Йенс.

Обоих мучил стыд, о котором они не могли рассказать друг другу.

– Это неправильно, – прошептала София.

Она сидела не шевелясь.

Йенс встал и вышел.

За окном было зимнее голубое небо. Ясное и чистое, высокое и широкое. София перевела взгляд на него.

Люди умирают. Она сдается. Она больше не может находить оправдания. Хочет поменять обличье, спрятаться, ничего не чувствовать. Но это самообман, как и многое другое. Нож Арона, вонзившийся в нее, принес ей боль облегчения. Как будто она выровняла что-то. Но это было только на время. Ничто не могло освободить ее полностью.

Она прикладывала много сил, чтобы держать Лотара на расстоянии. Как если б старалась не думать о жажде или голоде. Не вышло.

На уровне чувств он всегда был в ее мыслях. Не только как муки совести, но и как ребенок. Ребенок, который тянулся к ней, нуждался в ней, доверял ей.

Йенс говорил, что она Лотару как вторая мама. Может, он ей как второй сын – и это единственное, о чем он мечтает и чему она так сопротивляется.

* * *

Лотар вошел к ней точно вовремя. Каждый час он давал ей обезболивающее, осматривал раны, мерил пульс и температуру.

– Михаил жульничает в картах, – сказал он, пока проверял, хорошо ли работает капельница. – И не признаётся, горилла проклятая…

Теперь Лотар встретился глазами с Софией и тихо засмеялся, чуть не перейдя на хохот.

– Завтра ты поедешь с Йенсом, – перебила она.

– А куда?

– Присядь.

Лотар колебался, но послушался. Веселье закончилось.