Я спрашиваю в третий, если не в четвертый раз.
– Почему ты думаешь, что из-за
От страха мой голос предательски дрожит. Лидия не кричит и не плачет, она молча смотрит в сторону. Рядом с ней лежит плюшевый Лепа, она хватает его и прижимает к себе, как будто он для нее – лучший друг, нежели я – ее родная мать.
– Лидия, что я такого сделала, что ты говоришь, что это из-за меня?
– Не скажу.
– Прошу тебя. Я не буду сердиться.
– Нет, будешь, как тогда на кухне у бабушки.
Ветер гремит оконными стеклами, будто взломщик, проверяющий дом на прочность. Выискивающий слабые места.
– Лидия,
– Не скажу. Ничего. Никому.
– Лютик, пожалуйста! Лютик!
Сузив глаза, она поворачивается ко мне. Я слышу, как стучит под ветром кухонная дверь и скрипит засов.
– Мама, помнишь, как ты пила таблетки?
– Что?
Она опускает голову. Она выглядит очень грустной, но не плачет.
– Какие таблетки? О чем ты?
– Все говорили, что ты очень болела, мам. Я боялась, что ты умрешь, как Кирсти.
– А что за таблетки?