Александр Сергеевич отвернулся от подъезда к огромному тополю с чирикающими в его кроне воробьями. Словно не слышал слов, сказанных в собственный адрес. Всякое бывает в жизни, так что не надо…

Четверо гостей развернулись и пошли к себе домой. Нагостились, называется: даже чаем, попугайская морда, не угостил. Хлещет в три глотки с присвистом и не приставай!

Попугай дождался, глядя из окна, пока гости не уплывут из поля зрения и громко произнес:

– Отзовитесь, горнисты!

Шкаф в прихожей заскрипел и наружу вывалился, пропахший нафталином, бородатый тип. Утер с лица пот, распрямился. Косматому только в шкафах и прятаться.

– Ну как оно, Санек? – спросил Попугай. – Очко жим-жим?…

Бородатый предпочел не отвечать. Кашлянул в кулак и пошел в зал, встряхивая на груди мокрую клетчатую рубаху.

– У нее, у этой Гириной, прием одинаковый. – Уляхин шел следом. – Это такой ход у нее – воспитывать. Гирина своего вырастила – теперь за меня взялась. Ей кажется, что я совсем уже.

Бородатый продолжал молчать. Сел к столу и продолжил трапезу, прерванную перед этим внезапным звонком в дверь. Соорудил себе бутерброд из ветчины и стал поглощать, запивая газированной водой. Дед глядел на него в оба глаза, собираясь что-то сказать.

– Может, чаю? – спросил.

– Не надо. Мы привыкшие, – отказался бородатый.

– Бодливой корове бог рог не дает, – произнес хозяин. – А бодаться охота… Она думает, что у меня всего одна извилина. Даром что сама прочла за свою жизнь лишь справочник по геморрою. И этот… Сука кровожадный… Спит и видит…

Бородатый жевал, сопя в две дырки и слушал. Может, и сказал бы слово, да занят.

– Вечно чего-нибудь ждем – то революции, то второго потопа. Не нравится мне ждать, – бормотал Уляхин. – Чует мой клюв – пора шевелить рогами…

Подполковник внутренней службы вспоминал давно забытые жаргонизмы. Он подошел к журнальному столику, сел в кресло, придвинул к себе телефон. Потом водрузил себе на нос очки, поднял трубку, послушал и принялся тыкать корявым пальцем в блестящие кнопки. Он еще не совсем того, чтобы вдруг сразу нате вам.

– Я это! – вдруг заговорил он быстро, громко и размеренно. – Договор хочу расторгнуть! Который на срок жизни! Что значит не могу?… Что значит не имею права?… Как вас следует понимать?! Буквально или переносно?… Ах, вот даже как… Выходит, что он на срок жизни и назад ходу нет никакого?… Понятно.

Ответы были удручающими.

– Но я на этом не успокоюсь, – продолжал подполковник. – Завтра пойду к новому прокурору – пусть там мне объяснят. А вам сроку всего лишь до вечера. Присылайте агента – будем разговаривать. Разочаровался я в вас. Тем более мне уезжать надо…