При выполнении задания я время от времени крутил головой, пытаясь наблюдать за Холмсом. Он расхаживал по трем смежным комнатам, порой ненадолго останавливаясь. Иногда я слышал едва уловимый скрежет металла. Завершив свой осмотр, Холмс высунулся из соседнего окна и принялся давать команды инспектору. Не берусь повторить их все (настолько дурацкими были некоторые из них), но под конец мой друг прокричал с тридцатифутовой высоты:

– Возьмите грузик и посмотрите, с какой амплитудой он раскачивается, когда вы держите его у стены. Если вор заберется на крышу, он может спуститься с нее на наружный подоконник, а оттуда попасть в помещение. Необходимо просчитать, насколько это вероятно.

– Но окна будут закрыты изнутри, мистер Холмс.

– С помощью маленького стального ломика вовсе не трудно выломать раму.

– В самом центре Сити и средь бела дня, мистер Холмс?

– Вор может взять тряпку и ведро и притвориться, будто моет окна.

– Во время визита его величества?

– Ограбление может быть совершено и ночью.

Наконец инспектор вернулся в garde-robe, как он шутливо именовал эту комнату. Сомневаюсь, что у него сохранилось высокое мнение о профессиональных достоинствах моего друга. Джейгоу наверняка заподозрил подвох, но, в чем именно он заключался, сообразить не мог. И уж конечно, у него не хватило бы способностей доказать, что перед ним разыграли фарс.

Я был несколько разочарован, когда Холмс отправился осматривать Вестминстерское аббатство и палату лордов без меня. Мне даже подумалось, что я зря согласился составить ему компанию в Мэншен-хаусе. Ведь это время можно было с большей пользой провести дома.

Как известно всему миру, коронация состоялась в назначенный день и никакая пропажа не омрачила долгожданных торжеств. Это дало богатую пищу для остроумия Лестрейда: за вечерним виски он красочно описывал, как блестяще Скотленд-Ярд справился с возложенной на него миссией без всякой помощи со стороны гениального детектива. Холмса эти тирады нисколько не занимали. Он отвечал на них короткой улыбкой, более походившей на гримасу нетерпения.

Мои мысли то и дело возвращались к полковнику Мориарти. Нам с Холмсом были известны его преступные намерения, но, судя по всему, он упустил удобный случай, ведь главная церемония уже миновала. Направляя в Скотленд-Ярд окончательный отказ от несения караула, мой друг заметил:

– Вся эта суета вокруг коронации – много шума из ничего.

– Вы не знаете этого наверняка, – сказал я. – Да и никто не знает.

– Помните дело, которое вы описали под заглавием «Голубой карбункул»?{18} Кажется, тогда я сказал вору: «Я Шерлок Холмс. Знать то, чего не знают другие, – моя работа».