Светлый фон

Ш-ш-ш-ш у меня в ухе стало еще громче, звук был высоким и пронзительным. А потом он изменился и превратился в мелодию, которую я узнала. Я в первый раз услышала слова песни, которую напевала моя мама.

Ш-ш-ш-ш Пусть, Господи, нас благодать не покинет, Карай нас и милуй по воле Твоей. Ты пой и молись, призывай Его имя, Отринется зло от Господних детей.

Фрэнки подняла мою голову за волосы и вытащила из воды. На несколько секунд я увидела потрескавшиеся серые стены фундамента, свет заходящего солнца и палую листву вокруг. А потом она ударила меня лицом о бетон. В ослепительно-белом свете и последовавшей обжигающей боли ш-ш-ш-ш снова превратилось в мамин голос. Теперь я слышала его совсем рядом – она пела для меня старый гимн.

ш-ш-ш-ш Господь Всеблагой нас во всем направляет, С юдоли земной Он не сводит очей, Нас в горе и в радости не покидает. Пребудь с нами, Боже, во славе Твоей!

И снова Фрэнки подняла мою голову и ударила о стену, да так сильно, что у меня возникло ощущение, будто мир остановился. Я попыталась открыть глаза, но не смогла, наступила полнейшая тишина, и я больше не слышала маминого пения.

А потом, много времени спустя – или мне так показалось? – мои глаза будто сами собой заморгали и открылись, и возникло видение: моя мама стоит по другую сторону бездонной пропасти, а грязная вода – разделяющий нас океан. На маме коричневое шерстяное пальто из видео, которое я смотрела в подвале в тот далекий день, когда Роуз возилась с предохранителями, а Дот сидела в ванной комнате и читала свою глупую книгу. На мгновение мамин образ начал мерцать и расплываться, как на экране телевизора. «Я теряю ее, – подумала я. – Я снова позволяю ей уйти». Но тут образ стал более четким, мамины губы зашевелились, и она серьезно заговорила со мной.

– Вот что я тебе скажу, Сильви, – начала мама. – Каждый из нас рожден с внутренним светом. Но у некоторых, как у тебя, он горит сильнее, чем у других. Когда станешь старше, ты поймешь причину. Но самое главное – не допустить, чтобы свет погас. Ты понимаешь, что я хочу тебе сказать?

– Да. – Я открыла рот, чтобы ответить, но в мои легкие полилась грязная вода, наполняя их.

– Умница, – сказала она. – Это будет нелегко, но ты должна верить. И сражаться. Хорошо?

Я знала, что не следует открывать рот, чтобы ответить. Кроме того, это уже не имело значения, потому что призрак, образ, мои воспоминания о маме – все исчезло в мутной зеленой воде. Одновременно Фрэнки с усилием подняла мою голову за волосы. И когда я вернулась в мир воздуха и палой листвы, а надо мной раскинулось мрачное серое небо, я принялась свободной рукой шарить по цементу, пока не нашла то, что нужно. И прежде, чем она окунула меня в воду в последний раз, я повернулась так, что оказалась на спине, под ней, подняла руку с зажатым камнем и опустила его на голову Фрэнки.