Печатник посмотрел на него поверх очков:

— Я прямо сейчас иду к слесарю заказать задвижку. Договорились?

Мэтью вышел из дома, чтобы не говорить слов, которые джентльмену произносить не полагается. Поскольку ему предстояло идти, он решил занести грязные вещи вдове Шервин, а потому заглянул в молочную — тут на самом деле теснее, чем показалось ему ночью? — и вытащил сумку из-под топчана. Вот с блокнотом непонятно, что делать. Оставлять его валяться на столе не хотелось, раз сегодня придет слесарь, таскать по городу — тоже не слишком удачное решение. Приподняв край парусинового покрывала, Мэтью обнаружил под ним — откуда только она тут взялась? — мешковинную мишень для стрельбы из лука, довольно сильно издырявленную. Из прорех выпирала сенная набивка. Мэтью расширил одну пробоину побольше, просунул туда блокнот и опустил парусину на место. Тут он заметил в углу одну вещь, стоящую рядом с топором и лопатой: рапира с рукоятью вроде бы из слоновой кости. Без ножен, на лезвии пятна ржавчины. Мэтью стало интересно, как сюда попали клинок и мишень, но времени размышлять не было. Волоча сумку, он вышел из молочной и запер за собой дверь.

Лишь затратив двадцать минут и прошагав целую милю, он увидел Берри Григсби. Она шла на север по Квин-стрит, миновав людную суету доков и причалов, пока не отыскала пирс по своему вкусу. Он был затенен нависшими кронами, река омывала валуны величиной с дом, помещенные здесь рукой Господа. Берри сидела футах в пятидесяти от берега у самого конца причала, в соломенной шляпке, и на коленях держала лист бумаги для рисунков. Одета она была в платье, сшитое будто из лоскутов кричащих — вырвиглаз — маскарадных костюмов, абрикосовых, ярко-синих, голубых, лимонно-желтых. То ли девушка, то ли тарелка с фруктами.

Прикусив губу, Мэтью окликнул ее:

— Доброе утро!

Берри оглянулась, помахала рукой и продолжила рисовать, не отвлекаясь от вида зеленых холмистых пастбищ Бруклина на том берегу. Чайки пикировали к воде и взмывали вверх, следуя за белым парусом уходящего на юг пакетбота.

— Можно подойти? — крикнул Мэтью.

— Если хотите, — ответила она, не отрываясь от своего творчества.

Мэтью подумал, что дело безнадежное, но все же пошел по пирсу. С первых же трех шагов он понял, что Берри выбрала тот причал, где еще первый охотник свежевал бобра в Новом Амстердаме. На пирсе оставили вмятины носы тех лодок, которых давно уже нет на свете, и щели зияли между обгрызенными временем досками настила. Мэтью остановился, понимая, что один неверный шаг по изъеденному древоточцами причалу — и он совместит ванну со стиркой одежды. Тут он почувствовал на себе взгляд Берри и понял, что должен пройти этот путь. Тем более она его прошла ведь? Но какого черта она из всех возможных мест выбрала этот развалившийся пирс?