«Узел принесла. Если в нем золото, значит, можно захватить. Только надо скорее!»

Отца дома не было. Яшка скороговоркой рассказал матери все, что видел и узнал за эти сутки.

— Я вот возьму чересседельник да пройдусь по твоей спине, сразу перестанешь пустое молоть! — осердилась мать. — Экое выдумал! Авдотью в каменоломне с мужиком видел. Ну и ну! Баба смирная, честная, не какая-нибудь… Выбрось все из головы! Ну и выдумал! В волость он пойдет! Выдумщик!

Мать командовала в доме. Яшка хорошо знал это и не стал спорить. Переждав, пока она угомонилась, он отпросился сходить к Трофиму сказать, что Пантушка вернется завтра.

— Ступай, — миролюбиво разрешила мать.

Услышав о том, что Пантушка остался ночевать в лесу один, Фекла вскрикнула, заикаясь:

— Он утонул!.. Ой, нет его в живых!

Хватаясь то за голову, то за грудь, она плакала и что-то бормотала неразборчиво. Яшка залепетал:

— Право, он завтра придет. Ничего с ним не случилось.

— Погоди! — остановил его Трофим. — Как ты мог оставить товарища одного в лесу, ночью? А вдруг он заболеет, сломает ногу?..

— Ничего с ним не случилось, — твердил Яшка, чувствуя себя виноватым. Марька и та, казалось, смотрела на него обвиняюще.

— Дядя Трофим! Тетка Фекла! — в горле у Яшки перехватило, лицо покраснело. — Жив Пантушка!

— А зачем он остался один-то? — спокойно и настойчиво допытывался Трофим. — Ты не выкручивайся, а правду говори. Я ведь по глазам твоим все вижу.

Забыв про сердитое предупреждение матери, Яшка рассказал о том, как они с Пантушкой решили найти похищенные попом церковные ценности и отдать их на пользу людям, как бродили по подземелью, слышали чьи-то голоса под землей, как увидели Авдотью и незнакомого человека.

Фекла перестала плакать и слушала, раскрыв от удивления рот. Марька замерла неподвижно, хотя и не понимала ничего из того, что слышала.

Трофим ухватился за Яшку.

— Какой из себя человек? — расспрашивал он. — Какого роста? Скуластый, говоришь?.. Нос какой, глаза?..

Яшка успел запомнить, что лицо у незнакомца было скуластое, нос длинный, какой-то дряблый.

— Так это же Гаврила! — воскликнул Трофим. — Право, Гаврила! Выходит, что он дезертир. Недаром говорили…

— Беглый! — ахнув, произнесла Фекла и присела на лавку: — Да он изувечит Пантелея-то! — И она опять заплакала.