– Ты же сам говорил, что родители постоянно вмешиваются в твою жизнь, и… – Максим говорил неуверенно, почти шёпотом.

– Это другое.

– Не вижу разницы.

– Знаешь, а ты бы сошёлся с моим папой. Вам есть о чём поговорить. Это точно. Он тоже не видит разницы. А ещё он думает, что я всё это нарочно устроил. – Слёзы теперь текли без остановки. Срывались с подбородка, падали на колени. И Дима хотел, чтобы это не прекращалось. – Папа думает, что я хотел привлечь внимание. Знаешь, он мне тогда, в восьмом классе, примерно так же сказал. Я пошёл ночью в заброшенный дом, чтобы нарочно покалечиться. Потому что мне не хватало внимания и я не знал, как его заслужить.

Аня порывисто встала с кровати, но Дима остановил её движением руки. Не хотел утешений. Хотел плакать. Хотел насладиться этой болью. Унизиться перед всеми. Но добиться своего.

– А теперь я два раза в неделю хожу знаешь куда? К психиатру! Как тебе такое? А? Мало того, что я калека. Я теперь и псих, – Дима громко хохотнул. – И он мне, этот психиатр, пытается втолковать, что родители меня любят даже такого. Понимаешь, да? Говорит, что я могу вести полноценную жизнь. Доказывает, что все мои поступки: падение с козырька, полёт через машину и то, что я так мало общаюсь, – всё это, оказывается, отчаянные попытки создать такую ситуацию, когда родители будут вынуждены обо мне заботиться. С ума сойти…

А теперь ещё папа думает, что Аня бросила свой Мадрид из-за меня. Мама рассказала Ане про аварию, хотя папа просил молчать. И вот, значит, Аня отказалась от большой карьеры, чтобы следить за своим никчёмным братом, понимаешь?

Нет! – крикнул Дима, увидев, что Аня пытается к нему подойти. – Не надо. Я уже сыт по горло сочувствием, снисходительными взглядами. Не знаю, Ань, почему ты на самом деле вернулась в Москву, но, если когда-нибудь выяснится, что всё действительно из-за меня, я…

Аня, несмотря на сопротивление брата, обняла его. И это было как-то неловко, глупо, потому что Дима сидел и мешала спинка стула, но Аня всё равно обхватила его руками, прижала его голову к своей. И Дима больше не сдерживался. Плакал навзрыд. Давился болью и обидой. Чувствовал, как они выходят из него вместе со слезами.

И теперь Дима отдал бы всё на свете, только бы остаться с Аней наедине. Хотел обнять её в ответ, но лишь сильнее сжимал в кулаках полы рубашки. Слышал, как тяжело дышит сестра. Ощущал тепло её прикосновений.

Слёзы постепенно стихли. Пришла слабость.

Когда Максим встал, Аня наконец отпустила брата, но осталась рядом.

Дима уже подумал, что Максим вовсе уйдёт, но тот лишь отошёл к двери за рюкзаком. Молча приблизился к столу. Переложил глобус с подставкой себе в рюкзак. В движениях Максима не было прежней уверенности. Он, конечно, пожалел о сказанном. И теперь не знал, как извиниться.