Он кинулся к ним, а они распахнули объятия, и так они стояли втроем, покачиваясь и поддерживая друг друга.

Перед самым рассветом к низкому белому дому Махлы пришла Оливема.

Махла была одна, нянчила ребенка. Это вправду был крупный ребенок. Он жадно пил молоко. Махла выглядела бледной и хрупкой, но она тихонько напевала, склонившись над малышом, пока тот ел.

Она подняла голову, увидела Оливему и улыбнулась ей:

– Как я рада тебя видеть, Оли! Входи.

Оливема стояла, глядя на Махлу и ребенка.

– Угиэль добр к тебе?

– Он очень хороший. – Глаза Махлы светились любовью.

– Ты счастлива с ним? Вправду счастлива, как я с Иафетом?

– Вправду счастлива. Но Угиэль – это Угиэль, а Иафет – это Иафет.

– Он тебя не обижал?

– Никогда.

– Он о тебе заботится?

– Прекрасно заботится. И он любит нашего ребенка.

– Хорошо, – сказала Оливема. – Это все, что я хотела знать.

И она оставила Махлу и вернулась в шатер, который делила с Иафетом.

Серафимы собрались вместе, когда рассвет залил пустыню мягким жемчужным светом. Тучи сделались плотнее, птицы в кронах деревьев пели тише обычного, и болтовня обезьян звучала приглушенно.

– Мне кажется, это вполне возможно, – сказал Аднарель.