Тогда я прочитал ей вслух письмо мистера Брауна. Теперь бабушка чуть лучше поняла, что произошло в школе Бичера, но я не думаю, что до этого она знала всю историю. То есть, думаю, мама и папа рассказали ей версию, которую выдавали и всем остальным, может, только с подробностями. Бабушка, например, знала, что существовали два одноклассника, которые омрачили мне жизнь, но не знала, кто это был. Она знала, что меня ударили в лицо, но не знала почему. Если бабушка и могла сделать из этого какие-то выводы, так это что меня травили и из-за этого я уходил из школы.
Поэтому кое-что в письме мистера Брауна она совсем не поняла.
— Что значит… — Она щурилась, пытаясь читать с экрана моего компьютера. — «Внешность Ави»?
— У одного из мальчиков, с которыми я не ладил, Ави, была, знаешь, такая ужасная… деформация лица, — ответил я. — По-настоящему жуткая. Он похож на горгулью!
— Джулиан! Не очень-то хорошо так говорить.
— Прости.
— И что этот мальчик, он не был
Я задумался:
— Нет, не издевался.
— Так почему он тебе не нравился?
Я пожал плечами:
— Не знаю. Просто действовал мне на нервы.
— Как это ты не знаешь? — недоумевала она. — Твои родители сказали, что ты уходишь из школы из-за того, что тебя травят, так? Тебя ударили в лицо? Или нет?
— Ну да, меня ударили, но не уродливый мальчик. Его друг.
— А! То есть над тобой издевался его друг!
— Не совсем. Бабушка, я даже не могу сказать, что меня вообще травили. То есть все было по-другому. Мы просто не ладили, вот и все. Мы друг друга ненавидели. Трудно объяснить; чтобы понять, надо было быть там. Вот, давай я тебе покажу, как он выглядит. Тогда, может, ты лучше поймешь. То есть я не хочу говорить никаких гадостей, но было действительно тяжело смотреть на него каждый день. Из-за него мне снились кошмары.
Я залогинился в «Фейсбуке», нашел фотографию нашего класса и увеличил ее так, чтобы бабушка могла близко рассмотреть лицо Ави. Я думала, она отреагирует, как мама, когда впервые увидела этот снимок Ави, но нет. Она просто кивнула сама себе. А потом закрыла ноутбук.
— Довольно-таки жутко, а? — спросил я.