Он захохотал, и женщина с волосами, но без бороды тоже захохотала. Граф Олаф тоже разразился нервным хохотом, а потом наградил свою труппу свирепым взглядом, и труппа сразу тоже захохотала, а Солнышко оказалась в середине кольца громадных хохочущих негодяев.

– Это было просто чудесно, – сказала женщина с волосами, но без бороды. – Сначала мы сожгли кухню. Потом столовую. Потом гостиную, центр маскировки, кинозал и конюшни. Затем мы двинулись в гимнастический зал и в тренажерный центр, в гараж и во все шесть лабораторий. Мы сожгли спальни и учебные классы, комнату отдыха, театр и концертный зал, а еще музей и стойку с мороженым. Потом мы сожгли репетиционные студии, испытательные центры и бассейн, а это было совсем не просто. Потом мы сожгли все ванные и, наконец, вчера вечером библиотеку Г. П. В. Это понравилось мне больше всего – кругом книги, книги, книги, и все как одна превращаются в пепел, и теперь уж никто не сможет их прочитать. Жаль, что тебя там не было, Олаф! Мы каждое утро разжигали пожар, а каждый вечер праздновали – откупоривали бутылку вина и играли в настольные игры. Почти месяц не снимали огнеупорных костюмов. Чудное было время!

– А почему вы жгли штаб по частям? – полюбопытствовал Граф Олаф. – Если я что-нибудь жгу, то уж разом всё…

– Мы не могли сжечь штаб разом, – ответил мужчина с волосами, но без бороды. – Нас бы заметили. Не забывай, нет дыма без огня.

– Но ведь если вы жгли штаб, комнату за комнатой, все волонтеры наверняка спаслись! – воскликнула Эсме.

– Их там уже не было, – объяснил мужчина и поскреб затылок – там, где могли быть волосы. – Штаб был пуст. Словно они откуда-то знали, что мы вот-вот появимся. Ну, всех все равно не победишь.

– Может, нам удастся поймать кого-то, когда мы сожжем лагерь карнавала, – заметила женщина низким глубоким голосом.

– Лагерь карнавала? – нервно переспросил Олаф.

– Да, конечно, – подтвердила женщина и поскребла там, где у нее могла бы быть борода. – Члены Г. П. В. спрятали важную улику в статуэтку, которую продали на Карнавале Калигари, так что нам надо будет его сжечь.

– А я его уже сжег, – сказал Граф Олаф.

– Целиком? – удивилась женщина.

– Целиком, – нервно улыбнулся Олаф.

– Поздравляю, – промурлыкала женщина. – А ты, Олаф, лучше, чем я думала.

Граф Олаф явно успокоился, как будто не знал, чего ждать от этой женщины – похвалит она его или обругает.

– Это все ради главной цели, – заметил он.

– У меня есть для тебя награда, Олаф, – сказала женщина.

Солнышко увидела, как она, пошарив в кармане костюма, вынула из него перевязанную толстой веревкой стопку бумаги. Бумага была совсем истертая, словно много раз переходила из рук в руки и ее без конца перепрятывали, а может быть, даже делили на несколько частей, возили по городу в конных повозках, а потом снова складывали вместе – в полночь, в книжной лавке, замаскированной под кафе, замаскированное под магазин спортивных товаров. Глаза Графа Олафа засверкали и вытаращились, а грязные пальцы потянулись к бумаге, точно это было состояние Бодлеров.