Я сейчас написал много критических статей о Горбачеве не потому, что я питаю к нему какие-то положительные или отрицательные эмоции, а потому, что здесь, на Западе, его стали раздувать до размеров величайшего политического деятеля XX века. Чепуха это! Такие вещи у меня всегда вызывали протест. К Сталину было особое отношение, он символизировал для меня мир зла. И я знал, что мы погибнем и ничего из нашей затеи не выйдет, но моими настроениями владели демонические начала: враг — огромный, масштабный и борьба с этим врагом для меня была адекватной ему…

Антисоветчик, высосанный из пальца

— А как вы пришли в литературу?

— Я не состоял в Союзе писателей, не был профессиональным литератором, и я плевал на принятые литературные каноны и все такое прочее. Чувствуя себя абсолютно свободным, я использовал все литературные средства, которыми располагал: серьезные теоретические эссе, шутки, памфлеты, фельетоны, стихи, анекдоты. Кстати, я был одним из создателей множества анекдотов, появившихся в Москве в послевоенные годы и бытовавших в форме народного фольклора. Часть из них вошла в мои книги.

То. что я созвал, то, что получилось в результате, я называю синтетической литературой. Это не компиляция, не машинальное соединение различных приемов. Это новая форма. Так что с самого начала я сознавал, что творил: мой первый роман социологический по содержанию и синтетический по литературным средствам.

— Что движет вами, литература или политика?

— Политиком я не был никогда. Свою деятельность начинал-как социолог, потом меня бросили в философию, из философии в логику. В логике я добился успеха, международного признания.

— Почему же занялись литературой?

— Трудно объяснить. Просто время пришло, в голове что-то накопилось. Никакой цели перед собой я не имел — мне хотелось облегчить душу. Я потерял контакты с друзьями, оказался в изоляции, в одиночестве, стал разговаривать с самим собой. Позади была прожитая жизнь, и хотелось объяснить свое отношение к обществу, окружению, к определенным жизненным проблемам.

Но расчёта стать писателем, повторяю, у меня не было. Расчета на то, чтобы потрясти мир, вызвать какой-то эффект, принимать участие в диссидентских акциях. Ничего подобного.

Диссидентом я не был, моя жизненная позиция — это позиция крайнего индивидуализма. Теперь, конечно, можно обмысливать, анализировать мои книги, придумывать любую концепцию, но я этого не хочу. Я исхожу из факта: так получилось. Я создал собственную идеологию, отличную от марксизма, от всего того, что было до этого, построил свою теорию советского коммунистического общества. В значительной мере она у меня изложена в «Зияющих высотах». Я стал думать, что, может быть, я первый, кто рассматривает коммунистическое общество не через призму марксистских представлений и прожектов, а как эмпирически данный факт. Профессионал в области логики и теории познания, я знал, как эмпирически нужно исследовать данные явления. И применил выработанные мной логические и философские методы к феномену советского общества.