— Ты человек, остро чувствующий свое еврейство, выбрал русское отделение филфака МГУ. Почему?

— Даже в то скверное время еще никто не отгонял евреев от русской литературы, как это делают сегодня «патриоты». Даже антисемиты, те, что сегодня по призыву Куняева рассматривают через лупу посмертные фотографии Есенина в поисках следов насильственной смерти от рук убийц-евреев и, не обнаружив оных, приписывают свою неудачу ловкости еврея-фотографа, в то время относились ко мне и к моему выбору с уважением. Кстати, Есенин был темой моего диплома. Больше того, я с увлечением занимался русским фольклором и древнерусским искусством.

Я не собираюсь обсуждать вопрос, есть ли место евреям в «чужих» литературах. Оставлю это Татьяне Глушковой.

Я считаю, что гораздо естественней литературоведу-еврею толковать стилистику Есенина, чем литературоведу-русскому тратить время на сомнительные толкования происков международного сионизма, чем занимается, например, Вадим Кожинов на страницах «Молодой гвардии».

— Как ты расцениваешь тезис идеологов «Памяти» о том, что евреи — главные виновники российских бед?

— Есть другой тезис — евреи неимоверно богаты, поскольку они всегда за все платят. Я готов принять на себя ту долю ответственности, которая соответствует степени моего участия в разрушении России, если будет признан принцип равенства в ответственности. Но кто сконструирует такой компьютер, чтобы рассчитать, кто кому должен? Чтобы отделить жертв от палачей?

Три человека в моей семье были в 1943 году расстреляны немцами как партизаны. Донос в гестапо написан рукой украинки Веры Канцедаловой. Ее судили за это преступление и дали 10 лет. Умерла в своей постели. Старший из этой тройки — Василий Кривонос, еврей — сражался под русским флагом в 1903, 1914 и 1941.

Младшему не было шестнадцати лет. Кому мне выставлять счет — немцам, украинцам или русским?

А кто сможет проверить, не заплатил ли по счетам гулаговского палача Френкеля мой дядя Зяма Болотин, инвалид, обманувший медкомиссию, чтобы уйти на фронт добровольцем и погибнуть 20 апреля сорок пятого года в местечке Фюрстенвальде под Берлином? Если эта цена кому-то покажется слишком малой, подброшу им еще одну похоронку, другого дяди — Льва Махлиса, 1943-й. Курская дуга. Да и отцовские ордена не на Тишинском рынке куплены.

Покажите мне того экономиста, который разберется в этом дьявольском гроссбухе. Это для шафаревичей и сычевых все просто, для них мир еще не разрушен до основания. Еще есть над чем поработать.