— Сперва в качестве свидетеля и подозреваемого, затем последовала профилактика и попытка вербовки, включая прямой подкуп. А все началось с песенки.
Однажды я попал на вечеринку в еврейскую молодежную компанию. Слушали магнитозаписи еврейских песен, читали еврейских классиков Бялика и Жаботинского. Кто-то предлагал свои стихи. Слушали рассказы человека, только что освободившегося из заключения, он провел в лагерях 5 лет за пропаганду «сионизма». Человек, устроивший эту вечеринку, пенсионер Соломон Дольник (тогда я даже не знал его имени) вскоре был арестован и обвинен в шпионаже. Уже через месяц он начал сотрудничать со следствием и всех участников вечеринки принялись таскать в Лефортово.
Меня предупредили: если я не буду давать нужные показания, выгонят из МГУ и заведут дело на основании показаний Дольника, который утверждал, что получил от меня две книги по национальной теме. Книги были мне предъявлены, обе дореволюционного издания. Ни к сионистской, ни к какой-либо другой пропаганде отношения не имели. Угрожали предъявить обвинения в распространении нелегальной литературы, участии в сионистской организации, связи с агентами иностранной разведки и… исполнении сионистских песен. Почему-то последнее обвинение прозвучало наиболее угрожающе. Следователь долго допытывался, пел ли я «Пальмах» — марш еврейских бригад времен войны за независимость в Палестине. И даже с негодованием пересказал ее содержание.
Когда дело закрыли, вызовы в КГБ прекратились не сразу. Под видом воспитательных бесед фактически шла вербовка. Мои собеседники открывали перед молодым безработным журналистом широчайшие «творческие» возможности. Все, что мне следовало делать, говорили они, — это писать очерки о счастливой жизни евреев в ССОР, ну и, конечно, если рядом возникнут какие-то подозрительные люди с нестандартными настроениями, проявить бдительность. Не понимаю, чем не устраивали их Цезарь Солодарь и Арон Вергелис.
Однажды мой «куратор» Евгений Иванович (фамилии не назывались) открыл сейф, повозился в нем и, изобразив на лице сострадание, положил передо мной 30 рублей. Это было приглашение вступить в их кассу взаимопомощи. В этот момент во мне пылали два чувства — отвращение и страх…
— Да что ты. моя жизнь — это один большой компромисс. Но я брезглив и недоверчив. Брезгливость — это интуитивная принципиальность. Поразительно, но всякая нечисть меня сторонится.