Казалось бы, моё дело сделано. То, что я сказал о Хомском, напоминает высказывание крикливого адвоката в фильме «Мой кузен Винни», который сказал присяжным в своём вступительном слове: «Ух… всё, что этот парень только что сказал – чушь собачья. Спасибо». Всё, что Хомский сказал об анархизме – это чушь собачья. Как и многое из того, что он говорил о других вещах: о технологии, демократии, природе человека и естественных правах. Спасибо. Но мне трудно остановиться. Я добавлю ещё о том, насколько Хомский чужд анархизму. Анархист должен быть человеком анархичным. Хомский не таков.

Анархисты, как и положено, осуждают банальное приравнивание анархии к хаосу. Но у анархистов, которые являются анархичными как в их чувствах, так и в их мышлении – а без чувства не бывает настоящего мышления – в их видении анархии также присутствуют элементы неопределённости, риска, приключений, вдохновения, экзальтации, игры (определённо игры), секса (определённо секса) и даже любви: элементы хаоса. Прудон писал, что свобода – мать, а не дочь порядка. Но у свободы есть ещё один ребёнок: хаос. Анархия – это синтез порядка и хаоса. Но возможно наши враги и клеветники правы. Может быть, анархия, если она действительно имеет какую-то особую связь с творчеством, как предполагает Хомский, имеет в своей сердцевине расположение – «новый мир в наших сердцах», о котором говорил Дурутти, – и к хаосу тоже.

Хомский совершенно уверен (он всегда уверен), что его расплывчатое представление о человеческой природе – когда он не прикидывается, что её нет, – влечёт за собой концепцию человека как творческого существа по своей сути. В ходе дискуссии с Мишелем Фуко290 стало ясно (и Хомский это признал), что, когда Хомский говорит о творчестве, он имеет в виду не художественное или научное творчество, а то, что люди после их поразительного овладевания языком могут разговаривать. До двух лет мы все Эйнштейны и да Винчи. К шести годам это уже не так, за исключением случайного Хомского.

Меня не впечатляет бедное, минималистское представление Хомского о творчестве. Чем больше люди говорят, тем меньше, как кажется, им есть что сказать. Я не очень много читаю и слышу того, что свидетельствует о творческом подходе к языку или к мысли, в любом возможном выражении. Меня не впечатляет чья-то способность создавать предложения, которые никогда не были сформулированы раньше, учитывая то, о чём идёт речь в этих предложениях; не впечатляет, что кто-то хочет, но не может выразиться, или просто не выражается. Меня больше впечатляет невыразимое – то, что никогда не было сказано, но что я жажду услышать! Меня действительно не волнует, как усваивается язык, если только это не связано с использованием его необычным, захватывающим и потенциально освободительным образом. Это связь (если она есть), которую Хомский никогда не устанавливал, и если великий лингвист не может установить связь, то кто сможет?