Кроме зарисовок земли, паковых льдов, айсбергов и Барьера, сделанных ради науки, в первую очередь — географии, Уилсон оставил серию изображений атмосферных явлений, не только точных в научном отношении, но и необыкновенно красивых. Это наброски полярных сияний, ложных солнц, ложной луны, лунного гало, радуги, светящихся облаков, искажённых рефракцией гор и вообще всяких миражей. Глядя на изображение ложного солнца на картине Уилсона, вы можете быть уверены, что само светило, круги и столб именно такие, какие они были на самом деле, и что пропорции соблюдены точно. И если на рисунке воспроизведены перистые облака, можете не сомневаться — в тот момент над ним плыли именно перистые, а не слоистые облака; если же небо чистое, то, значит, облаков и в самом деле не было. Благодаря такой скрупулёзности эти зарисовки имеют исключительное значение с научной точки зрения. По просьбе различных специалистов экспедиции Уилсон постоянно делал рисунки собранных ими образцов; особенно ценны принадлежащие ему изображения рыб и различных паразитов.
Не имея специальной подготовки, я не возьмусь судить о художественном уровне работ Уилсона. Но если вас интересует точность рисунка и цвета, достоверность воспроизведения мимолётных атмосферных явлений, случающихся в этой части света, то всё это в них есть. Можно по-разному относиться к живописи как таковой, но бесспорно, что подобный художник имеет неоценимое значение для экспедиции, ведущей естественно-научные и географические изыскания в малоизвестном районе Земли.
Сам Уилсон невысоко ценил свои художественные способности. Мы часто рассуждали, как изобразил бы Тёрнер тот или иной замечательный цветовой эффект, попади он в этот край. И когда мы уговаривали Уилсона запечатлеть какой-нибудь особенно интересный эффект, он без всяких стеснений отказывался, если считал, что ему это не под силу. Краски его чистые, кисть — точная; темы, связанные с санными походами, он освещал с убедительностью профессионала, знающего о них всё, что только можно знать.
Действуя рука об руку, Скотт и Уилсон всячески старались расширить научные задачи экспедиции. Ибо Скотт, не будучи специалистом ни в одной узкой области знания, искренне благоговел перед наукой. «Наука составляет фундамент любой деятельности», — писал он. О чём бы ни заходила речь — о проблемах льда с Райтом, метеорологии с Симпсоном, геологии с Тейлором, — он проявлял не только живость и восприимчивость ума, но и глубокие познания, позволявшие ему быстро высказывать интересные соображения. Пеннелл, помню, осуждал дилетантство при решении каких бы то ни было проблем, он признавал только научный подход и руководствовался девизом: «Никаких если!». Но он безоговорочно делал исключение для Скотта, который благодаря безошибочной интуиции всегда находил правильные решения. В дневнике Скотта мы то и дело встречаем строки, свидетельствующие о его Интересе к теоретической и прикладной науке. Вряд ли ещё какая-либо экспедиция к высоким широтам юга или севера имела в лице своего руководителя такого ревностного поборника знаний.